Эти слова окончательно убедили Сэма в том, что следует поскорее решить проблему, которая не давала ему покоя с той минуты, как он понял, что хозяин собирается сделать Голлума проводником: проблему еды. Сэму не приходило в голову, что этот вопрос может занимать хозяина, но он полагал, что Голлум – другое дело. Действительно, чем питался Голлум в своих долгих одиноких странствиях? «Не больно-то сытно, — подумал Сэм. — Он кажется совсем заморенным. Не будет рыбы, так он, чего доброго, вздумает попробовать, каковы на вкус хоббиты – если застанет нас спящими. Нет, не выйдет: с Сэмом Гэмджи точно не выйдет».
Они долго и с трудом пробирались по длинному извивающемуся ущелью – так, во всяком случае, казалось усталым ногам Фродо и Сэма. Ущелье повернуло на восток и постепенно становилось шире и мельче. Наконец небо наверху посветлело: близилось утро. Голлум, до этих пор не проявлявший никаких признаков усталости, взглянул наверх и остановился.
— Скоро день, — прошептал он, как будто день был хищником, который мог услышать и прыгнуть на него. — Смеагол останется здесь, и Желтая Рожа меня не увидит.
— Мы были бы рады увидеть солнце, — сказал Фродо, — но тоже останемся здесь: мы слишком устали, чтобы идти дальше.
— Неразумно радоваться Желтой Роже, — проговорил Голлум, — она предательница. Славные умные хоббиты останутся со Смеаголом. Кругом орки и прочие гадкие твари, очень зоркие. Оставайтесь и прячьтесь со мной!
Втроем они устроились на отдых у подножия каменистой стены ущелья. Теперь она была ненамного выше человеческого роста, а у ее подножия вперед выдавались широкие и плоские сухие каменные карнизы; по канавке под другой стеной бежал ручей. Фродо и Сэм сбросили с плеч мешки и присели на один из выступов, давая отдых спинам. Голлум плескался и барахтался в ручье.
— Надо бы перекусить, — сказал Фродо. — Хочешь есть, Смеагол? Еды у нас мало, но мы поделимся с тобой.
При слове «есть» в бледных глазах Голлума вспыхнул зеленоватый свет, и хоббитам показалось, что они, и без того выпученные, вот-вот выскочат из орбит на этом изможденном лице. На миг Голлум впал в прежнюю манеру разговора. — Мы голодны, мы умираем с-с голоду, да, сокровище мое, — сказал он. — Что это они едят? Может, у них е-с-с-с-ть рыба? — Высунувшийся из-за острых желтых зубов язык облизнул бесцветные губы.
— Нет, рыбы у нас нет, — ответил Фродо. — У нас есть только это, — он показал кусок
— Да, да, хоро-ш-ш-ш-ая вода, — сказал Голлум. — Пить, пить, пока можно! Но что это у них, сокровище мое? Это съедобно? Это вкусно?
Фродо отломил кусочек от завернутого в лист хлебца и на обертке протянул его Голлуму. Тот понюхал лист, и лицо его перекосилось: на нем появились гримаса отвращения и тень прежней злобы. — Смеагол чует! — фыркнул он. — Листья из страны эльфов, ха! Они воняют. Смеагол взбирался там на деревья и потом не мог отмыть запах с рук, с моих славных рук. — Выбросив лист, Голлум взял
— Ах, нет! — плевался он. — Вы хотите удавить бедного Смеагола. Пыль и зола, он не может это есть. Но Смеаголу все равно. Славные хоббиты! Смеагол обещал. Он умрет с голоду. Он не может есть хоббичью еду. Умрет с голоду. Бедный тощий Смеагол!
— Извини, — сказал Фродо, — но, боюсь, я ничем не могу тебе помочь. Я считаю, что эта еда пошла бы тебе на пользу, если бы ты попробовал. Но, возможно, ты пока еще не можешь попробовать.
Хоббиты молча жевали свой
— Возможно, ты и прав, Сэм, — громко ответил ему Фродо. — Он изменился, но я пока не знаю, как именно и насколько глубоко. Хотя, если серьезно, я думаю, что опасаться нечего – пока. Впрочем, посторожи, если хочешь. Дай мне два часа, не больше, а потом разбуди.