Душа на осколки

— Ну-ну; — вновь послышался смех. Они говорили о жутких вещах так, будто травили шутки. — Лучше подумай своей головой. Ее хранить должны, как зеницу ока. Не то, что в твои руки не попадет… И света белого не увидит, наверное. Хотя твоя правда… Я б тоже…

— Прошу, миледи, — учтиво склонившись, Альме протянули упакованный уже букет, который тут же полетел на дно корзины, и меньше всего сейчас волновало то, что он может окончательно помяться.

Знали бы сплетники, при ком ведут разговоры о кальми, что сделали бы? Это просто болтовня или все правда так? Через столько лет, столетий люди до сих пор ненавидят? За что? Почему? Она ведь тоже человек. Просто человек. Такой же, как они… Почти.

— Все хорошо, миледи? — заметив перемену в ее поступи, к Альме приблизился один из провожающих охранников.

— Да, пора возвращаться, — бродить дальше как-то не хотелось. Может, Ринар прав? Может, ей правда лучше там, за щитом? Подальше от толпы?

Она мечтала о свободе, но никогда не мечтала об окружении людей. Тем более людей, которые, не зная, уже ненавидят.

* * *

Прошла весна, наступило долгожданное лето. Теперь вылазки в город Альма совершала куда реже и лишь в том случае, если в пределах щита становилось совсем тоскливо.

Больше чем на несколько дней Ринар не приезжал. От мужа получать информацию было жутко сложно — он не отличался многословностью, просто обронил несколько раз, что Приграничье снова волнуется, а король вместо того, чтоб укрепить армию, ведет себя как обиженный мальчишка. За что Синегар обижается, Альма представляла. Лорды не поделили игрушку. К несчатью, этой игрушкой была она.

С каждый приезд Ринара между ними происходило приблизительно одно и то же — ссоры, примирения, сомнения, попытка девушки смириться с таким порядком вещей, осознание, что смириться не сможет, отчаянье…

Альме было плохо каждый раз, когда он уезжал. Ринар на эту тему предпочитал не говорить, но девушка-то знала, куда он едет, и это было нестерпимо больно. А еще больно было замечать, как то и дело на нее с надеждой поглядывают обитатели дома, ожидая, когда она наконец-то откажется от корсетов.

Все знали, что та, другая леди Ринар наследника лорду еще не родила, и всем же очень хотелось, чтоб их леди была первой. Слыша подобное, Альма еле сдерживалась от того, чтобы не взвыть. Но почему-то молчала. Видимо, все дело в том, что у нее еще были на это силы.

Так должно было быть и в этот приезд. Но, кажется, последняя капля переполнила чашу.

* * *

Альма знала, что будет дальше… Он застегнет рубаху, набросит на плечи жилет, подойдет, притянет к себе, поцелует напоследок. Долго, страстно, глубоко, а потом оторвется и тут же выйдет в ночь, чтобы вернуться к своей… к себе.

В ту свою другую жизнь, о которой Альма не желала знать ничего. В ту свою другую жизнь, о которой не выходило не думать. Думать и чувствовать тупую боль, распространяющуюся по всему телу.

Обхватив плечи руками, Альма сделала еще один шаг к камину… или дальше от того, чей взгляд ощущала даже спиной. Взгляд, присутствие, запах… Очень долго после его ухода она продолжает чувствовать все это. И ведь так больно…

— Душа, — он подошел неслышно, привлек, вжимая тонкую спину в себя, втянул носом ее запах, от которого тут же начала кружиться голова, настолько он пьянил. Наверное, зря подошел. Уезжать будет еще сложней. Только как бы ни хотелось остаться, не уехать нельзя.

— Тебе пора, — а она никогда не забывала об этом напоминать. Будто сама наслаждалась тем, как все происходит — приезды, общие ночи, в последнее время все реже дни, и снова погоня прочь, сопровождающаяся борьбой с собой и желанием плюнуть, вернуться, остаться и никогда больше не уезжать.

Альма сняла с себя руки мужчины, отступила. От его нежностей и создания видимости, что ему тоже сложно, только хуже. Ведь это все ложь. Его устраивает все происходящее. Если не устраивало — давно что-то изменил бы, а так… Ему подходит она в роли содержанки, а дома ждет истинная леди Ринар, к которой он мчит не жалея себя и коня посреди ночи. Как когда-то мчал к ней, после того сна.

— Выпьешь? — он отпустил ее сразу же. Даже не попытался придержать, но жаль, не послушался. Не ушел вот так…

Хмыкнув, Альма развернулась.

Она знала, что он сейчас держит в руках. Чертов флакончик с желтой жидкостью. Она ненавидела желтый цвет. Ненавидела горьковатый вкус зелья. Ненавидела его, за то, что спрашивает, а себя за то, что неизменно соглашается.

— Душа?.. — явно не имея представления о том, что творится сейчас в голове когда-то воспитанницы, Ринар вытянул вперед руку с флаконом, раскрыл ладонь.

По его беспристрастному лицу невозможно было понять, чего ждет, на что надеется: что сделает как всегда — послушно возьмет, откупорит и добровольно глотнет пойло, не дающее шанса выжить тому, что, возможно, должно было зародиться именно сегодня. А потом нанесет еще один удар в этой их игре «кто может сделать больнее», напомнив, что дети от него…

Или наконец-то взбрыкнет, разобьет об пол или бросит.

Но ведь чего-то ждал, почему-то ни разу не приказывал, но никогда не забывал предложить…