Англия ей поддакнула, заверила в лучших чувствах, а я отдохнул в Одессе, а потом на русские денежки вернулся в Константинополь. Жаль только шхуну — присвоили ее русские. Теперь ходит под их флагом. Так что же, пойдем за товаром? — обратился Белль к Залагодзскому.
Они ушли, а мы с лейтенантом Иддо принялись за дело. Он разложил на диване карту Кавказа.
— Мы находимся здесь, — Иддо ткнул карандашом в среднее течение реки Адегой. — Версты за три отсюда есть Лэд Моунтен — Свинцовая гора. Туда мы отправимся в первую очередь. Кстати, вам нужно купить коня. Сделайте это скорее. — Иддо вынул бумажник и отсчитал деньги. — Это турецкие пиастры. Итак, от Свинцовой горы мы проедем сюда — к горе Нако. Говорят, там есть руда.
С интересом я рассматривал карту. Геленджик был совсем недалеко. Верстах в пятнадцати от него я нашел мыс Дооб, где наши братцы, вероятно, уже отчислили меня в святые селения. А первый от аула приток Адегоя брал начало рядом с горой Нако.
— Вы знаете эти места?
— Нет. Впервые вижу карту Кавказа. Но, конечно, попади я туда, где был в походах, сейчас узнал бы. Вот, например, по реке Хаблю или Абину… А откуда мы сядем на кочерму, чтобы ехать в Порту?
— Вот отсюда — долина Пшад. Там нас, кстати, будет ждать еще один человек.
В кунацкую вошел Саид-бей — Залагодзский. Улыбаясь сел на диван и начал тоже разглядывать карту.
— Уже освободились? — спросил Иддо.
— Да. У меня спозаранку все было готово… Уморился нынче от смеха.
— А почему?
— Господин Белль принимает и говорит: «Товар-то подмочен»…
Залагодзский захохотал.
— То есть как подмочен? — Иддо засмеялся тоже.
— Очень просто… Геленджики всегда подмокают при отправке… Хи-хи!.. Одна есть там, пожалуй, самая красивенькая… В надежде, что ее забракуют, разодрала себе ногу. Отец или дед, хорошо не знаю, застиг ее за этим делом, и теперь у нее завязаны руки. Ногу забинтовали. Пока доплывут, рана затянется. А ревет — в ушах звенит. Я подошел, говорю: «Чего ты, глупая, плачешь?
Будешь счастлива. Такую красотку, наверное, сам султан захочет купить для гарема… А она знай свое — мама да мама! Что вы так серьезно смотрите, пан Наленч?
— Я?.. Да нет, это вам показалось. — И я устремил взор в карту.
— Большой груз у господина Белля? — спросил Иддо.
— Двести бурок, триста пятьдесят папах, шелк, воск, ну, и семнадцать геленджиков.
— Каких геленджиков? — воскликнул я. — Геленджик — крепость!
Залагодзский прямо-таки покатился со смеху:
— Уморил, пан Наленч! Геленджик — турецкое слово. Почему так называется русская крепость? Раньше там было место, где Порта торговала геленджиками — маленькими невестами…
— Какими невестами?! Чьими?!
— Пан Наленч совсем неопытен в таких делах… Ну — кто купит, тот и жених…
— A-а… Я думал, господин Белль торгует только солью и порохом.
— Совершенно верно. Соль и порох он возит сюда, а отсюда папахи, бурки и геленджиков.
— Так он же посол английского короля!
— Для черкесов. А для Англии он и купец.
— Удивляюсь.
— Чему? — лейтенант Иддо начал складывать карту. — Ведь эти геленджики — черкешенки. Сами родители продают их с большой охотой. И в Турции их любят. Говорят— самые красивые и страстные невольницы…
— Хотел бы взглянуть на этот товар, — сказал я.
— А кто пану мешает? Пойдите во двор к шеретовской сакле. Они все сейчас там, — сказал Залагодзский.
Белль стоял во дворе перед группой девочек со своим переводчиком и говорил ему:
— Скажи им, чтобы сейчас же перестали хныкать. Если у кого будет заплаканное лицо, не дам красивое платье.
Марина стояла среди девочек, и крупные слезы катились по ее щекам. Увидев меня, она захлебнулась, растолкала девочек, бросилась к моим ногам и громко зарыдала. Руки ее были скручены назади веревкой. Я наклонился и поднял Марину.
Белль и переводчик с изумлением смотрели на происходящее.
— Извините, господин Белль. Дело в том… Здесь небольшое недоразумение… Эта геленджик принадлежит мне! — выпалил я.
Я словно раздвоился, сам слушая себя, и удивлялся — откуда у меня появилось столько фантазии!
— Как?! — воскликнул Белль, — Как она могла принадлежать черкесскому ясырю?
Я притворно потупил глаза.
— Тем не менее это факт, господин Белль. Девчонка принадлежит мне так, как женщина может принадлежать мужчине… Не вполне удобно говорить. Это у черкесов строго преследуется, но надеюсь на вашу порядочность… Как бы у вас при продаже не случилось неприятности… Что скажет бей, который купит ее? Вдруг это будет сам султан?! Девочка очень красива.
— Вы правы, — отвечал Белль. — Однако же вы и ловкач! Нет, уму непостижимо. Как же вы умудрились? Где?
— Стоит пожелать, господин Белль. Девчонка на возрасте, кровь и у нее заиграла… Привязалась ко мне… Думаю, и вы не устояли бы…
Белль захохотал:
— Ну что ж! Не будем лишать поляка законного удовольствия. Но… я за нее уплатил…
— А, это мелочь, — сказал я, доставая пиастры, предназначенные для покупки лошади.
— Тогда все в порядке.
Белль взял пиастры и обратился к Маринке:
— Иди, греховодница, со своим господином. Уж так бы и сказала, каналья, а то корчит из себя святошу!