Дорога, которой нет

В те времена у него были девушки, с кем-то он спал к обоюдному удовольствию, кто-то просто нравился ему, кому-то нравился он, и Тимур знал, что настанет время, когда придется сделать выбор и жениться на ком-то из них. Выбор нелегкий, потому что все они были ему симпатичны, даже сумасшедшие поэтессы с длинными волосами, расчесанными на прямой пробор и в засаленных джинсах. Они, конечно, не сильно годились на роль матери семейства, но, в конце концов, почему нет, он не жлоб в поисках борща и тапок и сделает свой выбор сердцем, а не рассудком. Просто надо немножко подождать, когда придет время. Икс или Че, главное, он повзрослеет и какую-то из своих подружек полюбит больше других.

Вернувшись на дачу Кирилла с дипломом о повышении квалификации, Тимур сразу сел на велосипед и поехал в больницу.

По дороге сердце как-то подозрительно сжималось, и вовсе не от интенсивной физической нагрузки, а от предстоящей встречи с Ольгой Григорьевной. Или, наоборот, не встречи, если она сегодня не дежурит.

Тимур увидел ее издалека. Стоя на крыльце, Ольга разговаривала с травматологом, и только Тимур стал прикидывать, как бы так появиться, чтобы она не поняла, что он приехал к ней, но в то же время завладеть ее вниманием, как подлетела скорая, и сразу следом еще одна. На шоссе перевернулся автобус.

Тимур тут же бросил велик и включился в работу. Таскал носилки, интубировал, накладывал гипс, обрабатывал раны. Некогда было дух перевести, но все же, глядя, как Ольга Григорьевна на соседнем перевязочном столе дренирует плевральную полость, он вдруг понял, что время пришло и выбор сделан. Нравится ему это или нет, а он нашел свою половинку.

* * *

Солнце потеплело, но на дорогах лежал еще голубой мартовский снег, выкатывать велик было рано, и Тимур катался на работу в автобусе. Иногда ему попадалась на глаза шикарная «Волга» Никитина, и Тимур начинал мечтать, что если бы он снискал славу не за рубежом, а на родине, как собирался, то сейчас гонял бы в больничку как минимум на «Жигулях». Хотя ему тогда, наверное, и работать не надо было бы, но он бы вряд ли бросил. Медицина – дело такое, больше призвание, чем средство заработка.

Выйдя из автобуса, Тимур весело зашагал по дороге. Кое-где, на самых открытых участках, снег сошел, черная земля парила, с крыш летела капель, будто азбукой Морзе выстукивая в сугробах сообщение о скором приходе весны, а там, глядишь, и белые ночи.

У них с Лелей не было белых ночей. Не успели. Когда в тот год на Неве разводили мосты, ее уже не было в живых. Ни одного лета не было им суждено провести вместе. Они не ездили на велосипедах к озеру, не целовались в лесу синими от черники губами, не плавали на мелководье Финского залива, убеждая себя, что они «на море». Все это они только собирались сделать, но не успели. Может быть, все это будет у них потом, в вечной жизни, если она существует.

– Ну тогда, Лель, ты, наверное, там уже работаешь в каком-нибудь небесном приемнике, – сказал он вслух, – ждешь, когда я привезу тебе пациента.

Тимур снял перчатку и пальцами вытер глаза. И увидел отцовский автомобиль рядом с дачей Кирилла. Он ускорил шаг.

Отец, заметив его, вышел из машины и с силой захлопнул дверцу.

– Папа?

– Добрый день, Тимур, – процедил отец, – я приехал к тебе не как отец к сыну, а как мужчина к мужчине.

– А, ну хорошо, что бы это ни значило. Проходи в дом, – Тимур открыл дверь. Оттуда потянуло холодом. Предложив отцу свои тапки, Тимур пошел в сарай за дровами.

Вернувшись, он застал отца так и стоящим на пороге.

– Ты, наверное, замерз, пока меня ждал.

Отец пожал плечами и ничего не ответил. Тимур открыл печку, сложил дрова шалашиком, подсунул старую газету и чиркнул спичкой.

– Сейчас быстро раскочегарится, пап. Чаю пока сделаю?

– Не беспокойся.

Из печки на секунду пахнуло дымком, но тут же она загудела, зашумела, дым затянуло в трубу вместе с сыростью комнаты.

– Из рук предателя родины, все такое? – уточнил Тимур, прикидывая, хватит ли ему дров или принести еще, пока не переобулся. Решил, что хватит, разделся и сел, выдвинув отцу соседний стул.

– Такое, – кивнул папа, усаживаясь, – а ты сам ешь, не обращай на меня внимания. Ты, наверное, голодный после дежурства?

Тимур покачал головой и сказал, что позавтракал на работе.

– Ты вообще как питаешься? Небось сухомятка одна?

Тимур засмеялся:

– Не волнуйся, на зоне я привык к режиму питания и сбалансированной диете. Борщ себе варю, каши, все по классике.

– Ты молодой, тебе мясо надо есть.

– Ем.

Отец откашлялся:

– Как ты вообще это пережил?

Тимур пожал плечами:

– Да как? Нормально. Работал в санчасти, пел в самодеятельности, с туберкулезом боролся.

Лицо папы вдруг побелело и словно бы обрушилось.

– Не со своим, – поспешно уточнил Тимур, – у меня обошлось. В целом, можно сказать, жил не зря. Приносил пользу людям.

– А мог бы со своим голосом в Кировском театре петь.

– Мог бы. Но не звали.

– А в тюремный хор звали.

– А в тюремный звали. И довольно настойчиво.