Дорога, которой нет

– Поскольку нам с вами, похоже, предстоит вместе провести лето, есть смысл познакомиться поближе. Входите же!

– Да, входите, пожалуйста, – пискнула Ирина.

Тимур, конфузясь, вошел. Пока снимал куртку, Ирина разглядывала его, почти не скрываясь. Что ж, о перенесенных испытаниях говорили разве что резко обозначившиеся «гусиные лапки» в уголках глаз, а так, если не приглядываться, парень как парень. Молодой, полный сил, жизнерадостный…

Ирина ожидала увидеть сломленного, поникшего человека и ошиблась. Неизвестно, что творилось у Тимура на душе, но по сравнению со своими фотографиями он мало изменился. Даже взгляд… Ни в коем случае не сальный и не похабный, но, ей-богу, стало досадно, что она в простом домашнем платьице и без косметики. Самую чуточку, но стало.

– Надеюсь до лета избавить вас от своего присутствия, – сказал Тарнавский, улыбаясь Жене.

Это Ирине тоже понравилось в нем, что он не стал сюсюкать или того хуже, тискать малыша, как делают всякие бесцеремонные люди, уверенные, что чужие младенцы только для того и созданы, чтобы щипать их за щечки.

– Каким образом, позвольте осведомиться? – Гортензия Андреевна указала Тимуру на стул и включила чайник.

Ирина с Женей устроились в дальнем углу кухни, подальше от газа и кипятка.

Старушка поставила на стол вазочку с сухарями и тарелку с бледными кружками докторской колбасы.

Жене выдали резиновый бублик, который он с упоением принялся грызть, время от времени прерывая это занятие, чтобы сообщить что-то важное на своем младенческом языке, который Ирина уже немножко научилась понимать.

Тимур сказал, что при освобождении получил на руки приличную сумму, на которую собирался приобрести возле больницы участок с какой-нибудь развалюхой и отстроиться. К сожалению, цены оказались гораздо выше, чем он думал, но это не страшно. Что-нибудь придумает, снимет комнату, например.

– Ах, молодой человек, где ж вы ее снимете в дачный сезон? – вздохнула Гортензия Андреевна.

Ирина поспешила вмешаться:

– Тимур, не подумайте, мы вас не гоним. Живите спокойно у нас, пока вам от работы не дадут служебного жилья.

– Значит, вечно, – сказал Тимур обреченно, – у меня ленинградская прописка, так что служебного жилья мне не видать, как своих ушей.

– Так вам же в прошлый раз дали комнату, насколько мне известно?

Тимур покачал головой:

– Ничего подобного, я просто к жене переехал. Это у нее комната в общаге была.

Гортензия Андреевна многозначительно кашлянула, пришлось Ирине срочно удивиться.

– Кирилл не говорил, что вы женаты…

Кажется, получилось неплохо, и Тимур ничего не заподозрил. Он спокойно рассказал, что женился без всякой помпы, свадьбу скромно отметили в актовом зале больницы, и то больше силами сотрудников, чем самих новобрачных. Тимур позвал только отца с женой, а у Лели вообще никого не было, кроме коллег.

– Мне как-то стыдно было, что ли… – сказал он, поежившись, – жена – авторитетный врач, поступила в заочную аспирантуру на кафедру челюстно-лицевой хирургии, серьезный человек, а у меня друзья какие-то придурки с начесом и в заклепках. Леля жизни спасает, а у них все вертится вокруг какой-то дребедени. Я боялся, что она посмотрит да и скажет, что мне не в загс надо, а в детский садик.

– Но Кирилл-то был серьезный, самостоятельный мужчина, – вступилась Ирина за мужа.

– Кирилл-то да! Но он бы привел на хвосте всю остальную банду.

Ирина кивнула. Ей стало неловко узнавать про жену, когда она знала печальный ответ, но Гортензия Андреевна не смутилась и спросила.

Тимур рассказал то, что им было уже известно, а больше он сам ничего не знал.

– Она вообще была очень слабенькая, – вздохнул он, – работала как лошадь, а ела как воробей. На смене еще больничного супа похлебает, а дома принципиально ничего не делала. Чаю с хлебом попьет, а то и забудет. Короче, организм был к беременности не готов.

Когда он сказал это, Ирина вдруг поняла, что ему должно быть тяжело смотреть на ребенка у нее на руках, когда его собственный так и не родился. На всякий случай она украдкой постучала по ножке стола, чтобы чужая печаль никак не отразилась на Жениной судьбе.

Вскоре сын стал клевать носом, и она отнесла его в кроватку, уложила на утренний сон, а когда вернулась, Гортензия Андреевна уже вовсю расспрашивала Тимура о его конфликте с законом.

Тимур спокойно ел бутерброд с колбасой и рассказывал.

Когда ему пришла повестка к следователю, он спокойно отправился на допрос, не чувствуя за собой никакой вины. Было даже интересно соприкоснуться с той сферой жизни, которую он до этого видел только по телику. Естественно, по поводу этого вызова он выстраивал теории разной степени фантастичности, многое придумал, но только не то, в чем его обвинили в реальности.

– Сидел как идиот и только глазами хлопал. – Тимур сделал изрядный глоток чаю, и Гортензия Андреевна встала заварить свеженького. – Говорю, вы меня разыгрываете, что ли, а следователь сует мне под нос фотокопии этого дурацкого журнальчика. Спрашивает, ваши тексты? Смотрю, да, мои, но понятия не имею, как они туда попали. В тот момент я даже подумал, что, скорее всего, сплю.