Дорога, которой нет

В приемнике ему сказали, что хирург на операции, ждать долго, поэтому Тимур отпустил водителя поспать на станцию, которая располагалась в пятидесяти метрах, а сам остался с пациентами, благо новых вызовов не было.

Шустрый ребенок, знавший приемный покой как собственную квартиру, немножко побегал по коридору, поиграл со штатной кошкой Мусей да и лег спать на кушетку вместе с мамой. Тимур тоже почесал кошку за ушком, разомлел от ее громкого мурчания, заполнил сопроводительные листы, заскучал и тоже растянулся в смотровой на соседней кушетке.

Хотел просто полежать, насладиться редкой пустотой приемника в три ночи, но только вспомнил, что это время называется час между волком и собакой и ничего хорошего медикам не сулит, как незаметно для себя уснул.

Проснулся от тяжелых шагов. Вечно быстрая, легкая Ольга Григорьевна сейчас еле передвигала ноги. Серое от усталости лицо в мерцании ламп дневного света казалось призрачным.

Тимур подсунул ей сопроводительный лист, склонившись в почтительном поклоне.

– А, Мухины, давненько что-то их не было. – Ольга Григорьевна встряхнулась, как собака, прогоняя усталость, и осторожно тронула за плечо спящую маму. Когда та открыла глаза, приложила палец к губам. Мама сползла с кушетки так осторожно, будто разминировала снаряд.

Ольга Григорьевна так же вкрадчиво стала осматривать спящую девочку. Та пробормотала что-то и засмеялась во сне, отчего в смотровой сделалось тепло и уютно.

– Живот как пух, – прошептала Ольга Григорьевна.

Таким же шепотом Тимур принялся оправдываться, но она прервала его:

– Привезли и привезли! С детьми лучше перестраховаться.

Тимур решил, что, наверное, Ольга Григорьевна просто слишком устала для полноценного разноса.

Ольга Григорьевна обернулась к матери. Она явно не знала азбуки глухонемых, но, видно, за многократное общение какой-то у них выработался общий язык.

– Нет, не вижу показаний к госпитализации, – сказала Ольга Григорьевна, выйдя в коридор, – живот спокойный, лейкоциты нормальные, температуры нет. На завтра актив передам, точнее, на сегодня, да и все. Ну что, товарищ фельдшер, подкинете пациентов домой или им до утра в приемнике сидеть, отдуваться за вашу нерешительность?

«Все-таки не может без оскорблений», – от этой мысли Тимуру почему-то стало весело.

– Сейчас, за водителем сбегаю.

Она поморщилась:

– Он, наверное, у вас там дрыхнет без задних ног. Жаль дергать человека…

– Ладно, все равно на вызов поднимут, – Тимур поднялся, – пошел. Минут через семь пусть на крыльцо выходят.

Вдруг смутившись, Ольга Григорьевна попросила сигаретку. Тимур зачем-то похлопал себя по карманам и сказал, что не курит.

– Я тоже, но, боюсь, иначе до утра не продержаться.

Тимур стрельнул для нее сигаретку у недовольного водителя, которого выдернули из самой серединки сладкого сна, и повез мать и дочь домой, а Ольга Григорьевна осталась стоять на крыльце. В накинутом на плечи общественном ватнике она неумело втягивала дым и кашляла.

Что-то изменилось после этой ночи, только Тимур не понимал, конкретно что. Просто просыпался утром с чувством, будто случилось хорошее и мир, и так прекрасный, еще больше к нему подобрел. «Отчего это, откуда?» – спрашивал он себя в радостном недоумении, и раз за разом приходило воспоминание о той ночи. Она сблизила их с Ольгой Григорьевной, и почему-то это оказалось очень важно и хорошо. Внешне их отношения никак не изменились, Ольга Григорьевна все так же чихвостила его за промахи, но Тимур чувствовал, что между ними, как бы банально это ни звучало, натянулась тонкая, но очень прочная нить. Поначалу он принял это за чувство товарищества, ту самую тайную теплоту и доверие друг к другу, которое возникает у людей после выполнения трудной и опасной задачи.

Вскоре пришло ему время отправляться в Ленинград на курсы повышения квалификации, где, по мнению Ольги Григорьевны, его целый месяц будут учить фразе «собирайтесь, поедем в больницу, доктор посмотрит». Тимур с удовольствием поехал, благо Кирилл распахнул перед ним двери своего городского жилища. Он ходил, конечно, на занятия, но больше тусовался с друзьями и записал альбом со своей группой, которая разве что ногами его не била, пытаясь получить нужную тональность.

Все было хорошо и радостно, но вдруг в вихре удовольствий Тимур сообразил, что скучает по Ольге Григорьевне. Это показалось странным. С самыми близкими товарищами по службе он всегда был рад повидаться, и встречались так, будто вчера расстались, но никогда он не грустил, что их нет рядом. А по Ольге Григорьевне почему-то грустил.

Хотелось знать, как она там, поднести уставшей женщине сигаретку, или заварить чайку, или просто сделать что-нибудь, о чем она попросит. И все же он не считал еще это любовью.