Читаем Дорога, которой нет полностью

– Человек. Понимаешь, пап, когда ты пьяный, то ты пьяный, и не важно, чем ты накидался, сладким вином или горькой водкой. Алкоголь все равно искажает представление человека о мире и себе самом, в какой бы форме ты его ни употреблял. И мне кажется, что главный долг писателя – оставаться трезвым, – Тимур говорил как сам с собой, как привык раньше разговаривать с папой, – просто оставаться трезвым и видеть мир таким, какой он есть. Конечно, один трезвый в кабаке пьяной драки не разнимет, но кому-то голову подержит, чтобы не захлебнулся своей рвотой, жене чьей-то позвонит, чтобы пришла любимое тело забирать, девочку убережет от пьяных приставаний, ну и, само собой, когда наутро похмельные друзья спросят «слушай, а че вчера вообще было?», расскажет все в подробностях. Правда, под горячую руку можно люлей отхватить, но таковы уж издержки профессии.

– То есть ты коммунистов за пьяниц держишь?

– Папа, это метафора. Я просто говорю, вслед, кстати, за Пушкиным, что человек больше, чем его социальная роль, и долг писателя видеть в человеке человеческое.

– Да-да, – горько усмехнулся отец, – и пока ты прекраснодушничаешь, разглядываешь в человеке человеческое, враг подкрадется с тылу да и даст тебе по башке.

Тимур засмеялся:

– Может, и не подкрадется. Знаешь, все мы люди, все одинаковые, все жить хотим. Пройдет совсем немного времени, и всем станет ясно, что все эти границы, национальные интересы, в сущности один большой анахронизм.

– Мне не станет. Как и ни одному нормальному человеку.

– Папа, ну в древние времена это да, работало, нормально было. Конечно, ты живешь такой весь беленький, и жена у тебя беленькая, и дети тоже, и молитесь вы все вместе какому-нибудь доброму богу. Все у вас хорошо, и вдруг появляется какой-то черт чернявый. И вроде бы он с добром пришел, и сам по себе мужик неплохой и работящий, но вдруг у твоей дочки рождаются черненькие детки. Или того хуже, у родной жены. И ты такой – как же так, это же не я уже продолжусь в веках, а какое-то не пойми что! А тут он еще молится черт-те кому. Не нашему доброму богу, а каким-то идолам с очень подозрительными физиономиями. А вдруг его божки сильнее нашего? Вдруг он сейчас вымолит так, что мы все сдохнем, а он один останется тут распоряжаться? А если и не сдохнем, вдруг наши дети его богам молиться захотят? И как мы тогда передадим наши вековые традиции и устои? В конце концов, религия – это не только про связь с потусторонним миром, а больше про связь поколений, связь прошлого, настоящего и будущего. Но сейчас-то мировоззрение изменилось, большинство людей понимают, что бога нет, по крайней мере договориться с ним крайне затруднительно, за века генетика сто раз перемешалась, и вливание свежей крови скорее на пользу, чем во вред. Смысл враждовать только потому, что мы живем в разных местах земного шара? Ты на правом берегу речки, я на левом, прямо такой веский повод, чтобы друг друга убивать идти, лучше не придумаешь.

– Абстрактным гуманизмом, значит, пробавляешься?

Тимур улыбнулся:

– Можно и так сказать.

– Все это, конечно, очень мило, но почему мы первые должны увидеть в них людей? Американцы нам такой любезности не оказывают, – нахмурился папа.

– Ну кто-то должен начать?

– Но почему мы?

– Так, что ли, и будем вечно стоять с направленными друг на друга пистолетами?

– Может, и будем. Раз ты видишь в человеке человека, то постарайся увидеть, что агрессия тоже есть в человеческой природе. А не одно только сюсю-мусю, – хмыкнул отец, – и первый твой долг, как человека, быть патриотом своей страны, а не пускать розовые слюнки. Ребята, давайте жить дружно! Давайте-давайте, скажут они, и мы оглянуться не успеем, как превратимся в их колонию. Подумай об этом, сын, прежде чем начнешь писать новую книгу.

С этими словами отец поднялся. Тимур не стал ему напоминать главную коммунистическую доктрину, согласно которой человек – это как раз сплошное сюсю-мусю, а все злое в нем вызвано неправильным социальным устройством. Какой смысл, ведь его собственные теории тоже не без изъяна.

* * *

С Женей на руках Ирина прошлась по квартире, окинув обстановку критическим взглядом. Не идеал, но сойдет. Хорошо это или плохо, но времена, когда она в ожидании гостей с лупой высматривала каждую пылинку, канули в Лету, так что Тарнавскому придется увидеть обычное жилище многодетной семьи, а не сияющие чертоги.

Раздался звонок в дверь, это пришла Гортензия Андреевна, которая, собственно, и придумала хитрый план заманить Тимура под предлогом доставки с дачи резиновых сапог Ирины и подвергнуть его жесткому допросу.

Тимур появился точно в назначенное время, что сразу расположило к нему Ирину. Она уважала пунктуальность.

Отдав ей пакет с сапогами и букетик блеклых ранних тюльпанов, Тимур вежливо отказался от предложения зайти и уже развернулся к лестнице, но его остановила Гортензия Андреевна.

– Зайдите в дом, юноша! – гаркнула она.

Тимур встал как вкопанный.

– Зайдите, зайдите.

– Что вы, мне неловко злоупотреблять вашим гостеприимством… – промямлил он, переминаясь с ноги на ногу.

Перейти на страницу:

Похожие книги