Дом Цепей

— Я только что из шатра Гамета… Госпожа адъюнктесса, сегодня ночью верховный кулак Гамет скончался. Кровоизлияние в мозг. Так говорят лекари. Вероятно, в одну из жил попал сгусток крови. Возможно, сие произошло вследствие падения с лошади. Я… скорблю.

Усталое невыразительное лицо Таворы побледнело. Она оперлась руками о край стола.

— Когда именно это произошло?

— Трудно сказать. Лекари считают, что он умер во сне.

Адъюнктесса повернулась к столу, где были разложены ее доспехи.

— Благодарю, что известили меня. А теперь ступайте скорее и попросите Ян’тарь…

Она не договорила. В шатер ворвался молоденький виканский караульный.

— Госпожа адъюнктесса! Ша’ик только что спустилась по скату в долину! Она вызывает вас на поединок!

До Таворы словно бы не сразу дошел смысл услышанного. Потом она кивнула.

— Прекрасно. Капитан, я отменяю свою просьбу. Вы оба свободны. — И вновь потянулась к доспехам.

Выйдя из шатра, Кенеб вдруг вспомнил этот жест и подумал, что движения Таворы были не слишком уверенными.

«Наверное, прежде Гамет помогал ей облачаться».

— Она будет сражаться с Ша’ик? — спросил караульный.

— Будет, парень. Возвращайся к Темулу. Поединок поединком, а нас всех сегодня ожидает сражение.

Виканец вскочил на лошадь и ускакал.

Капитан прошел к скромному шатру, что стоял неподалеку. Часовых у входа не было.

— Госпожа Ян’тарь, вы здесь? — спросил Кенеб, приблизившись к пологу.

Из шатра вышла женщина в кожаных доспехах и с длинным мечом у пояса.

— Адъюнктесса желает начать утренние упражнения на мечах?

Глаза Кенеба встретились с ее спокойными глазами янтарного цвета. Они казались бездонными.

— Этой ночью умер верховный кулак Гамет. Я только что известил адъюнктессу.

Женщина бросила взгляд на штабной шатер.

— Ясно.

— Внизу, в долине, появилась Ша’ик. Она стоит, ожидая Тавору на поединок. Вот я и подумал: адъюнктессе может понадобиться ваша помощь… при надевании доспехов.

К его удивлению, Ян’тарь откинула полог своего шатра.

— Только не в это утро, капитан. Я понимаю ваши побуждения… но нет. Только не сегодня. — И с этими словами она скрылась в шатре.

Кенеб ошеломленно застыл.

— Похоже, женщины навсегда останутся для меня загадкой, — пробормотал он.

Когда капитан вновь повернул голову в сторону штабного шатра, оттуда вышла адъюнктесса, на ходу закрепляя кольчужные перчатки. Она была в шлеме, с безупречно подвязанными нащечниками, но без забрала. Кенеб не удивился: многие бывалые воины снимали забрало, утверждая, что щели сужают им обзор.

Тавора взглянула на небо, потом быстрыми шагами пошла к спуску. Выждав немного, капитан двинулся следом.

Л’орик продирался сквозь клубящиеся тени, уворачивался от хлещущих голых ветвей и спотыкался об узловатые, извилистые корни. Такого он не ожидал. Даже намека на тропку нет.

Проклятая богиня должна быть где-то здесь. Совсем рядом… если, конечно, он не заплутал.

Воздух был холодным и влажным. Стволы деревьев клонились в разные стороны, как после землетрясения. Где-то в вышине дул ветер, шевеля их почти безлистные кроны. И повсюду сновали духи, какие-то неприкаянные тени. Приблизившись к магу, они тут же отскакивали в сторону. Прямо из хлипкой, болотистой земли вставали призраки и что-то шипели Л’орику вслед.

За деревьями мелькнул огонь. Хватая ртом воздух, чародей побежал туда.

Эта была она. Огонь лишь подтвердил его подозрения.

«Т’лан имасска, скованная цепями Телланна. Отвергнутая Ритуалом и не имеющая никакого иного пристанища».

Вокруг ее пылающего тела вились подземные духи. Сотни тысяч лет она жадно забирала у них силу, давая взамен ненависть и злобу. Как и она сама, эти духи были насквозь пропитаны ненавистью.

От болотной воды и осклизлой почвы руки и ноги богини почернели. Ее туловище покрывал белесый мох, похожий на шерсть. С головы серыми веревками свешивались жидкие волосы, полные застрявших в них колючек. Из глазниц вырывались языки пламени. От его жара скулы богини побелели и растрескались.

Зубов у богини не было. Тяжелая нижняя челюсть едва держалась на нескольких жилах и клочках кожи.

Л’орик понял: то, что он раньше принимал за стенания призраков, в действительности было унылыми, леденящими душу завываниями самой богини, которая ни на миг не умолкала. Ему даже показалось, что она задыхается.

Маг замер в нескольких шагах.

Богиня по рукам и ногам была опутана ползучими растениями. Они змеились по телу, опоясывали шею. Л’орик удивился: вроде бы еще минуту назад никаких пут на ней не было. Он пригляделся. Оказывается, путы не были неподвижными; они пропадали в одном месте, чтобы появиться в другом. Пока чародей смотрел, живые веревки стали превращаться в… цепи.

Вдруг одна из цепей лопнула. Богиня завыла с новой силой.

Потом лопнула другая, с размаху ударив по стволу дерева.

Дальше мешкать было нельзя. Л’орик рванулся вперед.

— Богиня! Выслушай меня! Ша’ик недостаточно сильна для тебя. Ее тело просто не выдержит.

«Она моя… моя… моя! Это мой ребенок! Я похитила ее у той твари! Она моя!»

Маг ничего не понимал: «О ком это богиня говорит? У кого она могла похитить Ша’ик?»