Дом Цепей

Ша’ик стояла в главном помещении дворца. За ее спиной возвышался трон, на который она в последние дни не садилась. Избранница чувствовала: богиня протягивает к ней руки. Но это были отнюдь не нежные материнские объятия. Множество рук грозили задушить Ша’ик, заслонить от нее свет, раздавить последние крупицы самосознания.

«Ее сущность облачена в доспехи ненависти. Богиня Вихря не только не в состоянии заглянуть внутрь себя, но и едва видит происходящее вокруг. Она шаркает, двигаясь на негнущихся ногах, под лязг ржавых доспехов и скрип туго затянутых тесемок. В сумраке блестят ее зубы, но это оскал черепа.

Что ж, Фелисин Паран, смотрись и дальше в это зеркало… себе на погибель».

За стенами шатра светало. Ша’ик протянула руку за шлемом.

Л’орик добрался до позиций «Истребителей собак» возле мощеного ската. Его поразила непривычная тишина. Впрочем, ничего удивительного: после такой бурной ночи даже самый стойкий солдат не решится поднять глаза к небу и не станет торопиться выбраться из укрытия.

Так-то оно так, но все же что-то настораживало чародея.

Он шел по краю обрыва, направляясь туда, где несколько дней тому назад Ша’ик стояла и глядела вниз, на место будущего сражения с малазанцами. У высшего мага ломило кости, каждый шаг причинял ему страшную боль.

Только бы Ша’ик сейчас была там, только бы богиня Вихря позволила Избраннице выслушать его предостерегающие слова и… предложение.

Все, что началось вечером и ночью, теперь двигалось к завершающей точке. Рассветное небо было обманчивым. Осколок Куральда Эмурланна пробуждался, и богиня Вихря готовилась объявить о своей власти над ним. Она намеревалась утвердить там свой трон и… поглотить Рараку.

Тени по-прежнему были полны сражающихся призраков — воинов, принадлежащих к народам и племенам, память о которых не сохранилась даже в самых древних летописях. Диковинные доспехи, не менее диковинное оружие. Хорошо, что их лица скрывали забрала шлемов. Эти воины сражались и пели, но их таннойская песнь была отнюдь не ликующей. Задумчивая, даже скорбная, она то замирала, то начинала звучать громче. Песня была подобна шелесту ветра, плеску волн. Л’орик вслушивался в нее, и по телу его ползли мурашки.

«За кого они сражаются? Почему они вообще оказались здесь? Что им надо?»

Песня принадлежала сжигателям мостов, но священная пустыня приняла ее, равно как и тысячи призрачных голосов признали эту песнь своею. Сюда явились все, кто в разные эпохи сражался здесь и погиб.

«Наступающий день все решит».

Л’орик добрался до тропы, которая вела на холм Ша’ик. В отличие от позиций Корболо Дома, здесь чувствовалась жизнь. Глаза мага то и дело натыкались на пустынных воинов, сидевших группами и поодиночке. Их телабы были цвета охры. На копьях поблескивала роса. Л’орик заметил справа всадников легкой кавалерии Матока. Те были уже в седлах, сдерживая беспокойно переминающихся лошадей. Высший маг поискал среди них Матока, но так и не увидел. Знамени его клана — тоже. Л’орика вновь прошиб холодный пот.

За спиной послышался цокот копыт. Чародей обернулся. К нему ехал Леоман со своими офицерами. А рядом с ними скакал Тоблакай.

Великан восседал на яггском жеребце — сильном, норовистом, но подчинившемся воле хозяина. Присмотревшись, Л’орик понял, что любую пустынную лошадь Тоблакай попросту раздавил бы своим огромным весом.

Конь выглядел бодрым и отдохнувшим, чего никак нельзя было сказать о наезднике. Магическое исцеление еще не успело вылечить все раны Тоблакая. Его руки до сих пор были в кровавых буграх. Взглянув на ногу воина, Л’орик тут же отвел глаза: ее всю изжевали мощные, безжалостные челюсти.

За лошадью Тоблакая, привязанные к цепям, подпрыгивали… головы Гончих Тьмы.

«Боги! Да он убил обеих собак!»

— Эй, Л’орик, она там? — поравнявшись с магом, спросил Леоман.

— Не знаю, Леоман Неистовый. Я и сам еще только иду туда.

Все трое спешились. Чувствовалось, что Тоблакаю больно ступать на искалеченную ногу. Удивительно, как Гончая вообще ее не откусила. Л’орик только сейчас разглядел громадный кремневый меч, висевший у великана за спиной.

«Увечный Бог ошибся в своем выборе, — подумал маг. — Воин, убивший дераготов, не позволит собой помыкать».

— Где прячется Фебрил? — осведомился Леоман по пути к вершине.

— Теперь уже нигде, — ответил ему Тоблакай. — Забыл тебе сказать: я убил его. И Бидитала тоже. Прикончил бы заодно и старика Призрачные Руки вместе с Корболо Домом, да вот только не нашел их.

Л’орик отер лоб. Ладонь стала мокрой и липкой от пота. Было еще холодно, и из ноздрей вились струйки пара.

Тоблакай морщился от боли, но упрямо шагал вперед.

— Я был в шатре у Корболо. Там валяется мертвый Камист Релой. И Хенару тоже убили.

— Тебе передали последний приказ Ша’ик? — поинтересовался маг у Леомана. — Ты будешь командовать «Истребителями собак»?

— Трудно сказать. Мы только что с их позиций.

— Там остались лишь мертвецы, — добавил Тоблакай. — Их убили этой ночью. Духи Рараку постарались. Правда, ко мне никто не сунулся. — И он раскатисто рассмеялся. — Призрачные Руки говорил, что я сам тащу за собой призраков.