— Появился Камист Релой, — сказала она. — Он открыл магический Путь и пытается прощупать вражеские силы… Отатараловый меч Таворы мешает ему это сделать… Камист движется в обход. Проверяет армию… Ищет высших магов… неожиданных союзников… Никого, кроме нескольких шаманов и слабеньких взводных магов.
— Ты знаешь, кто эти виканцы, что стоят возле адъюнктессы? Это колдуны Нихил и Бездна.
— Мне говорили, будто они сломлены. У них уже нет той силы, что прежде. Ведь силу им давали соплеменники, а тех мы уничтожили.
— И все равно, Избранница: раз адъюнктесса держит их под прикрытием своего отатаралового меча, значит эти колдуны не так слабы, как нам хотелось бы.
— Либо Тавора не желает показывать нам их слабость.
— Какой смысл скрывать то, что мы и так уже знаем? — не унимался Маток.
— Может, она хочет, чтобы мы еще глубже завязли в сомнениях.
— Это бездонная трясина, Избранница, — досадливо произнес вождь пустынных племен.
— Постой, Маток! Тавора отдала солдатам свой меч… Камист Релой прекратил поиски и теперь…
Ша’ик испустила сдавленный крик. Она ощутила силу, исходящую от Нихила и Бездны. Силу, явно превосходящую возможности юных колдунов.
Ша’ик глотнула воздуха. Богиня внутри нее сжалась, как от удара. Голова Избранницы буквально разрывалась от криков богини.
Рараку отвечала на призыв — множеством голосов, затянувших песню. И неудержимым, неумолимым желанием свободы. Ша’ик поняла: это голоса бесчисленных душ, рвущихся из цепей.
«Цепи тени. Цепи, подобные корням. Осколок магического Пути, ставший незаживающей язвой на теле Рараку, — это он требовал все новых и новых душ. И теперь пустыня готовилась уничтожить его цепи».
— Где Леоман? — с тревогой спросила Ша’ик.
«Нам сейчас очень нужен Леоман».
— Не знаю, Избранница, — развел руками Маток. — От него давно уже не было никаких вестей.
Корболо Дом все так же неподвижно стоял на центральном склоне. Опустив пальцы на рукоятку меча, он самоуверенно глядел на вражеские позиции. Этот человек не сомневался в победе. Ша’ик захотелось крикнуть ему: «Очнись, истукан! Неужели ты до сих пор не понял, как обманчива видимость?»
По западному краю горизонта разлилась огненная полоса заходящего солнца. День тонул в море пламени, уступая место теням. У Ша’ик тревожно сжалось сердце.
В проходе между шатрами и лачугами, куда вышли Геборик и Сциллара, было пусто. Казалось, вместе с сумраком на лагерь опустилась непривычная тишина. В воздухе неподвижно висела пыль.
Дестриант Трича остановился.
— А где все? — спросила его Сциллара.
Геборик задавал себе тот же вопрос. И вдруг он почувствовал, как волосы у него буквально становятся дыбом.
— Ты слышишь? — осведомился он.
— Только шум ветра.
Однако никакого ветра вокруг не было и в помине. И Сциллара поняла это.
— Я ошиблась. Это не ветер, а песня. Она слышится издалека. Может, ее поют малазанские солдаты?
Старик покачал головой, ничего не сказав. Вскоре они двинулись дальше.
Казалось, песня висит в воздухе вместе с песчаной пылью. По рукам и ногам Геборика струился липкий пот.
«Страх. Вот что заставило всех убраться в свои шатры и лачуги, забиться в развалины и замереть. А над городом Ша’ик звучит песнь войны».
— Но ведь там должны быть дети, — вдруг сказала Сциллара. — Девочки.
— Какие еще девочки? — не понял Геборик.
— Лазутчицы Бидитала. Его служительницы, которых он выбрал.
— Те, кого он… искалечил? — уточнил дестриант, поворачиваясь к ней.
— Да. Они должны быть… повсюду. Без них…
— Понятно. Без них Бидитал слеп. Тогда, наверное, он куда-то их послал. А может, приказал затаиться. Этой ночью, Сциллара… много чего случится. Начнется кровавая игра. Я не сомневаюсь: игроки уже занимают свои места.
— Бидитал тоже рассуждал об этой ночи, — припомнила девушка. — О часах тьмы перед битвой. Он еще говорил, что за эту ночь мир изменится.
— Должно быть, этот глупец залез на самое дно Бездны и роется там в черном дерьме.
— Все куда серьезнее, дестриант. Бидитал мечтал о наступлении настоящей Тьмы. «Тень, — утверждал он, — не более чем мятежница. В мире Тени полно самозванцев. Все отколовшиеся куски должны вернуться к Праматери».
— В таком случае Бидитал даже не глупец, а настоящий безумец. Он смеет рассуждать о древнейших битвах так, словно сам является достойной силой. Нет, этот мерзавец явно рехнулся.
— Он говорил: на наш мир что-то надвигается. Никто даже не подозревает об этом. Только Бидитал способен управлять этой неведомой силой, поскольку он один помнит Тьму.
Геборик остановился.
— Худ его побери! Я должен немедленно идти к нему.
— А ты знаешь, где искать Бидитала?
— В этом его проклятом храме, где же еще! Пошли.
Перед ними, словно бы из тени, вдруг выросли двое. Сверкнули лезвия кинжалов.
Геборик с рычанием двинулся на убийц. Когтистой лапой он впился в шею одного из них и что есть силы дернул. Голова убийцы отделилась от плеч. Навсегда.
Второй подскочил к Геборику, целя кинжалом в левый глаз. Старик ударил его левой рукой и тут же, поморщившись, стряхнул с когтей внутренности нападавшего.