Бездна из угловатой девочки постепенно превращалась в стройную девушку. Ее впалые щеки заметно округлились. Пожалуй, лицо Бездны можно было бы даже назвать красивым, если бы не вечно суровое его выражение. Черные волосы оставались коротко подстриженными. У виканцев это называлось обетом скорби.
— Камист закончил свои вынюхивания, — неожиданно объявила адъюнктесса. — Теперь отправится отдыхать.
Она повернулась в седле. Вероятно, Тавора подала условный сигнал, ибо на холме тут же появились двое виканских всадников. Адъюнктесса отстегнула свой оружейный пояс и отдала им его вместе с отатараловым мечом. Воины быстро уехали.
Нихил и Бездна с видимой неохотой уселись на каменистую землю, скрестив ноги.
— Гамет, пожалуйста, не удивляйся моей странной просьбе. Достань кинжал, надрежь себе правую ладонь и выдави оттуда несколько капель крови.
Верховный кулак молча подчинился. Когда пошла кровь, он сжал место пореза, чтобы капли упали на землю. Почти сразу у Гамета закружилась голова, и он чуть не свалился с лошади, но сумел удержаться в седле.
Бездна удивленно вскрикнула. Гамет посмотрел на юную колдунью: ее глаза были закрыты, а ладони — тесно прижаты к земле. Нихил сидел в такой же позе. Наблюдая за мальчишкой, кулак заметил, как на лице у того отразилась целая гамма эмоций, а потом там застыл страх.
Голова у старика все еще кружилась. Внутри черепа раздавался какой-то странный звук, похожий на рокот морского прибоя.
— Там, в глубине холма, — духи, — угрюмо произнес Нихил. — Они полны гнева.
— Звучит песня, — перебила его Бездна. — О войне и воинах.
— Да, песня. Новая и старая, — подхватил ее брат. — Слишком новая… и очень старая. Битва и смерть, снова и снова.
— Эта земля помнит каждую битву, что происходила на ее поверхности… все сражения, с самого начала, — морща лоб, объявила Бездна. Юная колдунья вздрогнула и закрыла глаза. — Богиня для подобной силы — ничто, но она… крадет эту силу.
— Каким образом? — резко осведомилась адъюнктесса.
— Через магический Путь, — пояснил Нихил. — Богиня завладела частью этого Пути и навязала его здешней земле. Он для Рараку — все равно что пиявка или кровный слепень. Корни Тени — они тянут из земли… ее воспоминания. Магический Путь питается ее памятью.
— И духи дальше это терпеть не намерены, — прошептала Бездна.
— Они сопротивляются? — продолжала расспросы Тавора.
Виканцы кивнули.
— Призраки не отбрасывают тени, — произнес Нихил. — Ты была права, госпожа адъюнктесса. Ты была права.
«Права, — мысленно повторил за ним Гамет. — Но в чем?»
— И что же, их усилий хватит? — задала очередной вопрос Тавора.
Нихил покачал головой.
— Не знаю. Только если командир перстов сделает то, что он намерен сделать.
— Думаю, Ша’ик и не подозревает, какая змея притаилась в ее окружении, — добавила девочка.
— Если бы она знала, то уже давно приказала бы отрубить изменнику голову, — ответила на это Тавора.
— Может, и так, — с сомнением в голосе протянула Бездна. — Если только Ша’ик и ее богиня не решили подождать, пока соберутся все их враги.
Адъюнктесса прищурилась, глядя на сверкающий от солнца гребень и стоящих там офицеров Ша’ик. И, словно бы говоря сама с собой, прошептала:
— Вот и увидим.
Брат и сестра переглянулись.
Гамет засунул левую руку под шлем и вытер накопившийся там пот. Похоже, какая-то неведомая сила сделала его на время своим посредником. Он и сейчас слышал тихую мелодию: тонкий звук одной струны и подпевающий ей голос. Все это мучительно давило ему на череп, так что голова просто раскалывалась от боли.
— Если я больше здесь не нужен… — начал кулак.
— Да, конечно, возвращайся к своему легиону, — не поворачиваясь к нему, промолвила Тавора. — И обязательно сообщи своим офицерам вот что. Завтра, во время битвы, могут появиться воины, которых никто не знает. Они будут ждать распоряжений. Пусть командиры приказывают им, словно это солдаты их взводов.
— Понял, госпожа адъюнктесса. Непременно сообщу.
— Да, не забудь сказать лекарю, чтобы обработал тебе руку. И попроси моих телохранителей вернуть меч.
— Слушаюсь, — тихо произнес кулак и поехал вниз по склону.
Головная боль не проходила, как не утихала и странная песня внутри.
«Неужели я все-таки схожу с ума? Оставьте меня в покое! Слышите? Я всего-навсего солдат. Простой солдат…»
Струнка сидел на валуне, обхватив руками голову. Рядом валялся шлем. Сержант и сам не помнил, когда его сбросил. Боль то нарастала, то спадала, как приливные волны в море. Внутри звучали десятки голосов, пытавшиеся что-то ему сказать, однако Струнка не понимал их слов. А песня становилась все более яростной и неистовой, и ее огонь разливался по телу.
На его плечо опустилась чья-то рука. Сначала осторожно, едва касаясь, затем надавила с силой. Бутылка. Струнке показалось, что маг странствует по его жилам, разыскивая закоулок, где прячется боль. И вдруг в мозгу стало тихо. Повеяло покоем. Благословенная тишина!
Наконец-то Струнка смог открыть глаза и поднять голову.