— Нас это не волнует, шаман, поскольку мы уже здесь. Нам приказано защищать Первый престол.
— Кто ты такой и кто послал тебя и твоих воинов сюда? — спросил Онрак.
— Я — Панек, сын Апт. На остальные твои вопросы, т’лан имасс, отвечать не мне. Я всего лишь охраняю внешние подступы. В покоях, где находится Первый престол, есть внутренняя хранительница, которая и повелевает нами. Спрашивай у нее. Быть может, она с охотой ответит на твои вопросы.
Онрак поднял бездыханного Трулля Сенгара.
— Тогда мы пойдем к ней.
Панек улыбнулся, показав свои многочисленные зубы.
— Отправляйтесь в Тронный зал. Путь туда тебе хорошо знаком, — добавил он, улыбнувшись еще шире.
Глава двадцать четвертая
В самых древних и потому крайне отрывочных летописях можно найти туманные упоминания об
В любом случае нельзя отрицать ни того, что глубинные слои нашего существования пронизаны какой-то редко дающей о себе знать, но исключительно могущественной силой, ни того, что сила эта хотя и проявляется внешне незаметно, однако в то же время способна вмешиваться в судьбы богов и даже низвергать их.
За тысячи лет кочующий песок и ветер превратили большинство прибрежных скал в почти плоские коралловые островки. А те немногие, которым удалось сохранить изначальную высоту, торчали, словно кривые зубы. Узкое пространство между ними было забито острыми обломками, опасными для солдатских сапог и конских копыт. Разбить тут лагерь, по мнению Гамета, означало выставить себя на посмешище богам.
С другой стороны, особо выбирать не приходилось. Только отсюда открывался кратчайший путь к месту сражения. И здесь же, если малазанцев начнут теснить, Четырнадцатая армия могла занять оборону, чтобы затем снова перейти в наступление.
Ликование, вызванное бескровным разрушением стены Вихря, быстро прошло. Гамет чувствовал: Тавора очертя голову несется к навязанному противником месту сражения. Он подозревал, что и солдаты всех трех легионов разделяют его опасения по поводу действий адъюнктессы. Им приказали разбить лагерь и строить укрепления. Казалось бы, обычные приготовления к крупному сражению. И все же на лицах бойцов читались растерянность и даже некоторая подавленность.
Капитан Кенеб беспокойно ерзал в седле. Вместе с Гаметом они наблюдали, как первые взводы их легиона обосновывались на обширном белом, словно кость, острове в западной оконечности долины.
— Пустынники Ша’ик не станут даже и пытаться выбить нас из этих мест, — сказал капитан. — К чему понапрасну тратить силы, если скоро адъюнктесса сама приведет к ним наших солдат?
Верховный кулак молчал. Он и хотел бы сейчас подбодрить этого человека, но не представлял как. Ведь не скажешь же Кенебу: «Напрасно вы не верите в тактические способности Таворы. Если она не объясняет вам все детали своей стратегии, это еще вовсе не значит, что такой стратегии у нее нет». А если действительно нет? Не надо быть выдающимся военачальником, чтобы привести легионы из Арэна в Рараку. Все эти недели они двигались на север почти по прямой. И чем вообще обусловлены действия адъюнктессы? Что это: целеустремленность, достойная подражания, или же недостаток воображения? Хотя, как говорится, одно другому не мешает.
«Тавора торопится. Сегодня солдаты весь день будут возводить укрепления, а завтра с рассветом — в бой. Она забывает, что живые люди не обладают неутомимостью демонов. Сколько бойцов гибнет лишь оттого, что перед сражением им не дали выспаться.
А враги, ничего не скажешь, умны. Зачем им что-то строить, когда достаточно просто расставить свои войска у выходов со склонов и терпеливо ждать?»