Дом Цепей

Минувшие бессонные ночи измотали и самого сержанта, и бойцов его взвода. А тут еще развалились сапоги. Ему выдали другие, но любой опытный воин знает, какое это проклятие — разнашивать новую обувь в походе. Все это отнюдь не поднимало настроения.

Струнка сидел возле взводного костра. В тысяче шагов от малазанского лагеря ревела и завывала стена Вихря.

«Надо же, до чего я устал, даже ярость пустынной богини убаюкивает».

Больше всего Струнке хотелось сейчас закрыть глаза и попытаться заснуть. Но к нему направлялся сержант Припарка из Девятого взвода пехотинцев, высокий и широкоплечий, как и все уроженцы Дал-Хона. Струнку удивляло, с каким холодным безразличием сам Припарка и его солдаты отражали вражеские наскоки. Их взвод успел вдоволь навоеваться еще на марше, и подвиги капрала Запашка, рядовых Горлореза, Ветроплюя, Гэльта и Лобика уже превратились в легенды Четырнадцатой армии. Как, впрочем, и героизм бойцов из двух других взводов: Моака, Жгучего, Гребла, Щечки, Тюльпана, Пандуса и Умельца.

Тяжелым пехотинцам пока еще не довелось угостить свои мечи вражеской кровью, но Струнку уже восхищали их железная дисциплина и беспрекословное подчинение приказам. Таким скомандуй «смирно!» — мигом врастут в землю, так что потом и не сдвинешь. Кое-кто из них разместился по соседству: Смекалка, Чаша, Шлепонос и Юргель. Суровые ребята. Когда говоришь с ними, надо тщательно взвешивать каждое слово.

Припарка сел рядом с сержантом.

— Кажись, ты у нас Струнка будешь? Слыхал, это ненастоящее твое имя, — сказал он, не поздоровавшись.

— А Припарка, что ли, настоящее? — удивился бывший сжигатель мостов.

Темнокожий парень сдвинул брови.

— Само собой.

Возле костра толкался еще один солдат из Девятого взвода. Вид у него был такой свирепый, словно он искал, кого бы прикончить.

— А как насчет этого? — поинтересовался Струнка. — Его ведь Горлорезом кличут. Тоже, скажешь, подлинное имя? Хотел бы я посмотреть на мамашу, которая назвала так сыночка.

— Откуда нам знать? — равнодушно пожал плечами Припарка. — Дай несмышленышу нож, и он такого натворит.

Разговор явно не клеился.

— Ты что-то хотел у меня спросить?

— Ну, вроде того. Что ты думаешь насчет этой перетасовки? По мне, так поздновато менять состав взводов.

— Тактика Сивогрива. Говорят, однажды здорово ему помогла. Наш новый командующий не стал спорить. Видно, считает, что все правильно.

— Ты про Кенеба толкуешь? Ох, не вызывает он у меня доверия.

— А как тебе наш новоиспеченный капитан? — поинтересовался Струнка. — Я слышал, это его затея.

— Раналь, что ли? Из высокородных. Этим уже все сказано.

— Что именно? — не унимался сержант.

— Да то, что, если нас перебьют, он даже не почешется. Подумаешь, солдаты! Новых дадут.

— Ты бы еще громче говорил. А то не все услышали.

— Нет нужды, Струнка. Все думают точно так же.

— Что-то я в этом сомневаюсь.

К костру подошли Геслер и Скучень вместе с сержантами Одиннадцатого и Двенадцатого взводов. Моак, командир Одиннадцатого, рыжебородый фаларец, внешне чем-то напоминал самого Струнку. В одну из ночей вражеское копье прошлось по нему от плеча до копчика. Лекари долго потом с ним возились, но и после их усилий сержант ходил, кривясь на один бок. Щечка, командир Двенадцатого, был коренаст и сильно смахивал на жабу. Пухлые щеки сержанта покрывали оспины, а руки были усеяны бородавками. Когда Щечка стянул шлем, оказалось, что он вдобавок еще и лысый.

Моак долго приглядывался к Струнке, затем достал из поясной сумки острую рыбью кость и принялся ковырять в зубах.

— Ребята, кто-нибудь слышал о громиле из тяжелой пехоты? Не знаю, из какой он роты, а уж тем более — из какого легиона. Звать Нефарий Бредень. Говорят, как-то ночью, когда пустынники опять поперли в наступление, он в одиночку уложил восемнадцать человек.

Струнка вопросительно посмотрел на Геслера. Тот и бровью не повел.

— Восемнадцать в первый раз и тринадцать — во второй. Вроде бы так, — сказал Щечка. — Надо будет спросить у «тяжелых», когда покажутся.

— О, я одну уже вижу… Эй, Смекалка! Будь добра, подойди к нам на минутку, — попросил Струнка.

От шагов этой напанки сотрясалась земля. Глядя на нее, сапер невольно задался вопросом: а знает ли она о своей принадлежности к женскому полу? Мускулы на руках Смекалки были толще ее ляжек. Волосы она стригла по-мужски коротко; никаких украшений, кроме бронзового кольца в носу. И наряду с этим — удивительно красивые изумрудные глаза на круглом лице!

— Ты, часом, не слыхала про такого Нефария Бредня? Знаем только, что он из тяжелых пехотинцев.

Изумрудные глаза вспыхнули.

— Говорят, полсотни налетчиков уложил.

— Из какого он легиона? — спросил Моак.

— Не знаю, — пожала плечами Смекалка.

— Но не из нашего?

— Понятия не имею.

— Ты вообще хоть что-нибудь знаешь? — не выдержал Моак.

— Я же сказала: слышала, будто он уложит полсотни налетчиков. Это все? Тогда я пошла. А то так приперло, как бы не обмочиться по дороге.

— Неразговорчивая особа, — усмехнулся Струнка.

— Зато отличается подкупающей откровенностью, — добавил Моак.

— Вон как раз их сержанты подходят, — заметил Припарка. — У них и спросим.