Дом Цепей

«Он прекрасно знал, что я окружен стражами-тенями, но не побоялся их. А ведь еще одной, третьей, возможности у меня действительно нет. Вырази я свое несогласие, и валялся бы сейчас мертвым. В этом можно даже не сомневаться. Весь переулок полон ледяного дыхания Худа. Моей силе противостоит другая. Какая именно? Откуда у Фебрила столько самоуверенности? Кто же его поддерживает?»

Бидитал почувствовал: нельзя делать ни единого шага, пока он не получит ответы на эти вопросы. И что он предпримет дальше? Предложение Фебрила выглядело весьма… заманчивым.

Этот тип пообещал не вмешиваться. Бидитал вспомнил, каким тоном это было сказано. Высокомерно-пренебрежительным, будто сила и власть, которыми обладает сам Бидитал, Фебрила совершенно не волновали. А с каким безразличием говорил этот согбенный старикашка о его тайном пристрастии.

«Только не пытайся меня убедить, будто тебе все равно. Тебе не все равно, и мне тоже. Тут главный вопрос в другом: много ли вы знаете обо мне — ты и твои неведомые покровители?»

Бидитал еле переставлял ноги, двигаясь к своему храму. У него тряслись руки и подгибались колени. Он впервые почувствовал себя уязвимым.

Что-то слегка кольнуло ее. Легкие онемели. Сциллара запрокинула голову, боясь выдохнуть. Потом все внутри вдруг взорвалось надсадным кашлем.

— Да угомонись ты уже! — прикрикнул на нее Корболо Дом, толкнув к женщине по одеялу закупоренную бутылку. — На вот, промочи горло. А потом подними занавески. У меня аж глаза слезятся от этого дыма.

Он ушел, громко стуча сапогами. Ей стало полегче, кашель прекратился. В горле стоял ком густой слизи. В голове был туман, она словно бы куда-то плыла. Сциллара силилась припомнить случившееся… Приходил Фебрил. Взволнованный, как ей показалось. Он что-то говорил о ее наставнике Бидитале и о долгожданной победе. Потом они с Корболо удалились во внутренние покои.

Когда-то давно ее сознание было незамутненным, и она могла думать связно. Только вряд ли те мысли были приятными. Какими именно — Сциллара не помнила. Она не тосковала по былым временам. Только по ясности мышления: хорошо, когда думаешь и вспоминаешь без усилий. Сциллара очень хотела быть полезной своему наставнику и усердно служила ему. Она верила: усердие будет вознаграждено, и Бидитал даст ей очередное важное поручение; однажды настанет время, когда не придется больше отдавать свое тело мужчинам. Когда-нибудь Бидитал будет уже не в состоянии сам управляться со всеми новыми девочками, попадающими к нему. И тогда Сциллара сделается его верной помощницей, чтобы наравне с наставником вырезать у них «плоть наслаждения».

Поначалу они не оценят своего освобождения. Вот тогда-то Сциллара и поможет им. Добрыми словами и дурхангом. Она даст им много наркотика, чтобы притупить телесную боль, стыд и ярость.

А сама она ощущала ярость? Откуда вообще это слово вдруг проникло в ее мысли?

Сциллара проползла по одеялу до окна и подняла тяжелые войлочные занавески. Внутрь хлынул ледяной ночной воздух. Обнаженное тело даже не почувствовало холода. Только какая-то странная тяжесть в набрякшей груди. Сциллара уже дважды беременела, но Бидитал всякий раз помогал ей, давая особый горький настой. Тогда, помнится, у нее тоже набухали соски. Может, семя напанца опять пустило в ней корни?

Целиком подняв занавеску, Сциллара выглянула наружу. Слева, в нескольких шагах от нее, у входа в шатер стояли караульные. Они, конечно же, увидели ее и теперь молча глазели на голую женщину.

Ночной воздух был каким-то тусклым, словно бы дым, которого Сциллара вдоволь нанюхалась и наглоталась в шатре, приклеился к ее глазам и туманил все, на что бы она ни смотрела. Еще немного постояв у окна, она затем сползла с постели, накинула на голое тело телабу и, пошатываясь, двинулась к выходу.

Часовые еще не успели закрыть полог после Фебрила, и она ловко протиснулась в оставленную щель.

— Ну что, Сциллара, вдоволь он с тобой нынче натешился? — грубо осведомился первый воин.

— Хочу прогуляться. Дышать тяжело, — ответила она. — Мне кажется, я тону.

— Тонешь в пустыне? — спросил другой и расхохотался.

Сциллара прошла мимо них. Ей было все равно, куда идти.

«Тяжело. Внутри все забито, заполнено под завязку. Тону в пустыне».

— Нет, красавица, сегодня прогуляться не получится.

Сциллара неуклюже обернулась назад и взмахнула руками, чтобы не упасть. Перед ней стоял караульный.

— Нельзя? А почему?

— Фебрилу надоели твои вечные подглядывания и вынюхивания. Ему нужно, чтобы Бидитал остался в лагере без глаз и ушей. Поверь, Сциллара, мне и самому очень жалко. Я говорю правду, честное слово.

Она недоуменно наблюдала, как возле ее запястья обвилась рука солдата.

— Так оно будет лучше, — продолжал тот. — Я постараюсь, чтобы тебе не было больно. Когда-то ты мне очень нравилась. Красивая и всегда улыбалась. Наверное, от дурханга.

Часовой вел ее по каким-то задворкам, мимо развалин и спящих лачуг.

— Но вначале я овладею тобой. Напоследок. Пусть уж твоим последним воспоминанием будет бравый сын пустыни, а не кривоногий напанец. Согласна?