«Старшая сестра пожертвовала мною, получив взамен доверие императрицы. Таворой двигало лишь одно-единственное стремление: убедить Ласин в своей верности и преданности Малазанской империи. И честолюбие сестры было вознаграждено сполна: императрица сделала ее адъюнктессой. Такова правда. Голая, холодная правда. А я, в свою очередь, продала свободу, чтобы обрести силу богини Вихря и отомстить обидчице… Так чем я тогда отличаюсь от Таворы?»
Минуты ясности ума заводили Ша’ик в никуда. Она могла задавать вопросы, но была не в состоянии найти ответы. Она могла говорить, и свита с почтением внимала словам Избранницы (или только притворялась, что внемлет). Но слова были пустыми, лишенными смысла. Ша’ик подозревала, что ей не дают думать, рассуждать, делать выводы.
Почему? Еще один вопрос, который тоже останется без ответа.
«Возможно, богине Вихря мешают мои рассуждения. А что, если они и впрямь мешают, но только не богине?»
Ша’ик почувствовала: к шатру кто-то подошел, и мысленно приказала стражникам — доверенным воинам Матока — пропустить этого человека.
Бидитал. Но почему вдруг в такое время?
— Ты всегда говорил, Бидитал, что в твоем возрасте по ночам нужно спать. Либо, если не получается заснуть, — готовиться к битве.
— Их много, этих битв. Некоторые уже начались, — улыбаясь одними губами, ответил маг. Он опирался на посох, разглядывая тени в углах. — Угли в твоих жаровнях почти погасли.
— Мне казалось, ты предпочитаешь свои любимые тени свету.
— Они вовсе не мои, Избранница, — поджав губы, сказал Бидитал.
— Да неужели?
— Я никогда не был жрецом Меанаса, — сухо объявил чародей.
— Здешние тени скорее принадлежат Рашану, призрачному чаду Куральда Галейна… но он ведь тоже имеет природу Тени. Мы с тобой оба знаем: чем глубже погружаешься в тайны трех древних магических Путей, тем меньше находишь между ними различий. Тень — порождение битвы между Светом и Тьмою. Меанас — порождение Тирлана и Галейна, Тира и Рашана. В этих знаниях все переплетено в тугой клубок.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, Избранница. Смертным доступны многие магические знания. Думаю, тебя это не удивляет.
— Меня удивляет, что ты посылаешь своих служителей-теней следить за мной. Зачем тебе это надо, Бидитал? Что ты надеешься узнать? Я ведь ничего не скрываю, вся на виду.
Бидитал прислонил посох к плечу и простер руки.
— Я посылаю их, чтобы защищать тебя, Избранница.
— Неужели возникла острая нужда в моей защите? Или ты знаешь, кого опасаться, потому и явился ко мне в столь поздний час?
— Скоро я пойму истинную суть этой угрозы, Избранница. Тогда мои подозрения обретут плоть доказательств. Пока могу лишь сказать, что меня весьма настораживает высший маг Л’орик… да и старик Призрачные Руки тоже.
— Надеюсь, ты не считаешь их участниками заговора?
— Нет, однако я все больше убеждаюсь: в игру втянуты также и некие другие силы. Малазанцы — только одна из них. Мы находимся в самом сердце великого противостояния.
— Пожалуй, — кивнула женщина, чувствуя нарастающую тревогу.
— Призрачные Руки разительно изменился. Он вновь стал жрецом.
— О чем ты говоришь, Бидитал? — удивилась Ша’ик. — Ведь Фэнер исчез.
— Да, Фэнер исчез, но не торопись принимать мои слова за старческий бред. Прежний бог войны был свергнут. Необходимость заставила возвести на этот трон другого — Тигра Лета. В прошлом — Трича, Первого Героя, одиночника времен Первой империи… Да, Избранница, теперь он — бог, отчаянно нуждающийся в смертных защитниках и служителях, которые помогали бы ему закрепиться на троне. И в первую очередь ему понадобились смертный меч, несокрушимый щит и дестриант. Древние титулы, в которые Трич вдохнет новую силу.
— Призрачные Руки ни за что не примет никакого иного бога, кроме Фэнера, — убежденно произнесла Ша’ик. — С другой стороны, не думаю, чтобы какой-нибудь бог вообще позарился на этого человека. Ты мало знаешь о его прошлом, Бидитал. Геборик вовсе не был благочестивым служителем. За ним тянется цепь преступлений.
— Однако, представь себе, Тигр Лета выбрал именно его.
— В качестве кого?
— Разумеется, в качестве дестрианта. Верховного жреца.
— А у тебя есть доказательства, Бидитал? Все это слишком серьезно, чтобы просто взять и поверить тебе на слово.
— Призрачные Руки умело прячется… и тем не менее.
Ша’ик замолчала, обдумывая заявление Бидитала.
— Допустим, старик и впрямь стал дестриантом бога войны. Но тогда почему он не пришел сюда и не поведал мне обо всем сам? Разве он забыл, что мы накануне войны? Я подумаю над твоими словами, Бидитал. Но повторяю: вначале я должна убедиться, что все сказанное тобою — правда.
— Правда более чем очевидна, дорогая Ша’ик. Призрачные Руки — уже не тот жалкий и никчемный старик, каким все привыкли его видеть. А зная о его… двойственном отношении к нашему делу, я смею утверждать: он для нас опасен.
— Я в это не верю. Но я серьезно подумаю над твоими словами, Бидитал, — повторила Ша’ик. — А теперь скажи, какие подозрения у тебя вызывает Л’орик и почему?