Дом Цепей

— Мне впервые предлагают сделаться слугой, — ответил он, едва пряча усмешку. — Нет уж, я лучше пойду с т’лан имассами. Полагаю, это вас огорчит, а потому у меня встречное предложение. Почему бы тебе, сенешаль, не стать слугой всем нам? А я буду вашим… учителем смирения. Как вижу, все вы очень нуждаетесь в таких уроках.

Сенешаль наградил его ледяной улыбкой.

— Я запомнил тебя, тисте эдур. Мы еще встретимся, и вряд ли дерзость снова сойдет тебе с рук… По коням, братья. Мы покидаем здешний мир.

— Не удивляйтесь, если это окажется куда труднее, чем вы думаете, — вдруг подал голос Монок Ошем.

— Мы никогда не испытывали трудностей, — огрызнулся сенешаль. — Или, пока мы здесь находились, возникли новые препятствия?

— Этот магический Путь — всего-навсего покореженная часть Куральда Эмурланна, — ответил заклинатель костей. — Должно быть, вы слишком долго жили в своем мире, никуда не высовывая носа. Вы ничего не знаете ни о других мирах, ни о Сокрушенных Вратах. И уж тем более вы ничего не слышали о Взошедших и войнах между ними.

— Мы служим лишь одному Взошедшему, — с прежней заносчивостью промолвил Джорруд. — Наш бог — Озрик, сын Отца-Света.

— И когда в последний раз этот бог являлся вам? — спокойно осведомился Монок Ошем.

Его вопрос заставил всех четверых вздрогнуть. А заклинатель костей все так же невозмутимо продолжал:

— Озрик, сын Отца-Света, отправился воевать в другие миры. Он не вернется к вам, тисте лиосан, ибо не может этого сделать. И есть еще много, чего Озрик, увы, сделать не в состоянии.

— Что случилось с нашим богом и господином? — резко спросил сенешаль.

— То же, что случается со многими солдатами на полях сражений, — равнодушно пожал плечами Монок Ошем. — Он пропал без вести.

— Пропал без вести? — растерянно повторил сенешаль.

— Чтобы всем нам выбраться отсюда, я предлагаю действовать сообща. Так мы создадим проход. Для этого нам понадобятся ваш магический Путь Телланн и кровь этого тисте эдур. Онрак, твоя казнь откладывается до возвращения в наши родные места.

— Для меня тоже приятнее умереть не здесь, — кивнул Онрак.

Трулль округлившимися глазами взирал на т’лан имасского шамана.

— Ты сказал… понадобится моя кровь?

— Успокойся, не вся… если дело пойдет так, как надо.

Глава десятая

Все сломанное
Следует отринуть;
Оно — вдали слабеющее эхо
От громовых раскатов веры.

Рыбак Кельтат. Вступление

к поэме «Аномандарис»

День пробуждения Ликов-на-Скале стал праздником для всех теблоров. Карса Орлонг не раз слышал песню, сложенную в честь этого события. Когда-то она воодушевляла юношу, но сейчас он лишь горестно усмехался, думая о том, насколько его народ падок на ложные сказания. Как же теблорам хотелось выглядеть героями! И мало кто замечал, что в каждое повествование о победе вплетены горестные нити поражения.

Если бы Байрот был сейчас рядом! Увы, это невозможно. А ведь Карса так нуждался в мудрости и прозорливости своего погибшего друга и соратника. Правда, тот ему часто снился, но это были только сны. А наяву… наяву Карса мог лишь глядеть на творение своих рук — каменную статую Байрота. Когда он высекал лицо, резец дрогнул и отклонился, придав ему насмешливое, почти издевательское выражение.

Сейчас он бы прислушивался к каждому слову Байрота. Конечно, Карса бывал в священной роще гораздо чаще покойного товарища и считал, что помнит изображения богов в мельчайших подробностях. И все же Семерым Ликам, которые юноша воссоздал из каменного дерева, чего-то недоставало. Чего-то очень важного. Или, может, это самому Карсе не хватало мастерства? Но статуи Байрота и Делюма получились куда правдивее. От них исходила жизненная сила, будто друзьям скульптора удалось пробудить в окаменевшем дереве память. Иногда Карсе думалось, что его статуи, как и все деревья этого странного леса, ждут наступления весны. И тогда они оживут.

Но в Рараку не было смены времен года. Священная пустыня сама жила вечной мечтой о Возрождении. Каждый ее камень, каждая песчинка терпеливо ждали этого великого момента.

Рараку представлялась Карсе наилучшим обиталищем для Семерых теблорских богов. И все-таки, что было не так с его скульптурами? Может, все дело в не слишком почтительных мыслях, которые передались рукам? Сколько юноша ни воссоздавал в памяти Лики-на-Скале, однако уловить выражение каждого из них или особенности характера не мог. Кожа, обтягивающая широкие красноватые кости… узкие, выпуклые лбы… глубоко посаженные глаза, которых толком и не разглядеть… плоские скулы, тяжелые челюсти, не имеющие подбородков… Звероподобные лики Семерых богов даже отдаленно не напоминали лица теблоров.

Карса встал перед статуей Уригала. В отличие от остальных шести, эту он высек вровень со своими глазами. Было тихо, только змеи скользили по босым, запыленным ногам юноши. Солнце медленно ползло вниз, продолжая нещадно палить.