Дом Цепей

— Байрот Гилд, взгляни вместе со мной на нашего бога, — обратился Карса к статуе друга. — Скажи мне, где я ошибся, что сделал не так. Не ты ли здорово умел подмечать недостатки? Наверное, ты спросишь: а зачем вообще понадобились здесь, в пустыне, изображения наших богов? Честно говоря, даже и не знаю, что тебе ответить… Я почти слышу твой раскатистый смех. Слышу, как ты передразниваешь меня: «Даже и не знаю, что тебе ответить…» Но я и правда не знаю, честное слово. Мне показалось, что тебе и Делюму будет приятно оказаться рядом с великими теблорскими богами, которые однажды пробудятся.

«Только вот где пробудятся? — мысленно спросил себя Карса. — В головах наших шаманов? В их снах? Вот именно, там, и только там. Но теперь я сам знаю, каковы эти сны. Они совсем не похожи на героические сказания».

Когда-то юноша набрел на эту рощу в поисках уединения. Должно быть, именно одиночество заставило его взяться за резец. Но время шло, и роща перестала служить ему местом затворничества. Карса наполнил ее своей жизнью, наследием своих поступков. Теперь его тянуло сюда желание полюбоваться на дело рук своих. Ему нравилось смотреть сползающихся, дабы молчаливо поприветствовать его, змей и слышать шелест песка, занесенного на поляну неугомонным ветром.

Рараку порождала видимость остановившегося времени, как будто вся вселенная затаила дыхание. Но это лишь иллюзия, самообман. За яростной стеной Вихря, во внешнем мире, песочные часы безостановочно отсчитывали время. Армия Таворы уже двинулась в путь; сапоги малазанских солдат вновь гулко стучали по земле Семиградья, и знойное солнце отражалось от их щитов. А на далеком Генабакисе народ теблоров находился в осаде собственных ложных представлений и верований.

Карса вглядывался в лик Уригала.

«Ты не теблор, однако притязаешь на то, чтобы быть нашим богом. Когда-то давно ты пробудился на скале. Но что было до этого? И где прежде был ты сам? А шестеро твоих устрашающего вида спутников?»

За спиной Карсы раздалось не то покашливание, не то сдавленный смешок.

— Очередная тайна, дружище? Который по счету из множества твоих секретов?

— Давненько, Леоман, ты не выбирался из своей ямы, — ответил Карса, не слишком обрадованный появлением товарища.

Пустынный воин сощурился, разглядывая снующих под ногами змей.

— Соскучился по общению… Это все — дело твоих рук? Впечатляет! Статуи двух тоблакаев совсем как живые. Кажется, вот-вот шагнут нам навстречу. Я устал повторять, что в тебе сокрыто больше, чем ты сам догадываешься… Постой, а эти семеро мертвецов — кто они?

— Мои боги.

Поймав удивленный взгляд Леомана, Карса добавил:

— Они не мертвецы. Мы зовем их Ликами-на-Скале. У меня на родине они смотрят со скалы на священную рощу. Кстати, она очень похожа на эту.

— Послушай, Тоблакай…

— Они по-прежнему взывают ко мне, — продолжал Карса, вновь поворачиваясь к статуе Уригала. — Не наяву. В снах. Как говорит старик Призрачные Руки, они преследуют меня.

— Преследуют? Но за что, дружище? И чего они требуют от тебя?

— Зачем ты меня искал? — вместо ответа спросил Карса.

— Мое терпение на исходе. — Чувствовалось, Леоман хотел сказать совсем не это, но в последний момент передумал. — Пришли вести насчет малазанцев. Они выступили в поход и уже успели потерпеть несколько поражений. Ша’ик и кучка ее приближенных ликуют так, как будто разбили всю армию Таворы. Рано радуются. Все еще только начинается. Ша’ик решила сидеть здесь и ждать подхода малазанских легионов. В одном Корболо Дом прав: нужно не выжидать, а двигаться навстречу врагам. Но только не на манер Корболо. Никаких ожесточенных боев. Можно вполне обойтись без излишнего размаха и ненужной храбрости. Впрочем, главное не это. Маток согласился отпустить меня с отрядом воинов и уговорил Ша’ик, чтобы она позволила нам пересечь границу Вихря.

— Надеешься измотать легионы адъюнктессы? — усмехнулся Карса. — У меня тоже были мысли на этот счет. Ша’ик выпустит тебя и других за границу Вихря, но рыскать дальше окрестных гор не позволит. Думаешь, она разрешит вам двинуться навстречу Таворе? Даже и не мечтай! Но в любом случае все лучше, чем просто сидеть в яме. Рад за тебя, Леоман.

Синеглазый воин приблизился к Карсе.

— Только бы выбраться за границу Вихря, а уж там…

— Ша’ик все равно проведает о твоих намерениях.

— Ну что ж, навлеку на себя ее гнев, — усмехнулся Леоман. — Я не могу постоянно делать только то, что нравится Ша’ик. А как твои дела, друг? Избранница именует тебя своим телохранителем, но когда в последний раз тебе было позволено находиться рядом с нею? Тебя не пускают в шатер. Ша’ик и впрямь родилась заново. Она теперь совсем не такая, какой была прежде.

— Она — малазанка, — сказал Карса.

— Что?

— До того, как стать Ша’ик, она была малазанкой. Ты это знаешь не хуже моего.

— Но она возродилась! Не забывай, Тоблакай, она стала Избранницей, воплощением воли богини Вихря. А кем она была прежде — это уже не в счет.