Дом Цепей

— Так только говорят, — сердито возразил Карса. — На самом деле она ничего не забыла, потому и сидит в оазисе. Страх — вот что удерживает Ша’ик здесь. А страх порожден какой-то тайной, о которой она не желает говорить. Единственный, кто знает эту тайну, — старик Призрачные Руки.

Леоман смерил Карсу долгим взглядом, потом опустился на корточки. Вокруг них все так же скользили змеи. Одна из огнешеек начала обвиваться вокруг руки пустынного воина.

— В твоих словах, Тоблакай, я слышу шепот поражения.

Пожав плечами, Карса направился к подножию каменного дерева, где лежали его инструменты.

— Я не напрасно провел здесь время. Многому научился: и от тебя, Леоман, и от Ша’ик-старшей. Когда-то я объявил малазанцев своими заклятыми врагами. Но с тех пор я повидал мир и кое-что понял. Жестокостью малазанцы не превосходят никого из низинников. Зато только они одни обладают чувством справедливости. Кто в Семиградье больше всех ненавидит малазанцев и желает, чтобы они поскорее убрались прочь? Те, у кого захватчики отобрали власть. А на что им нужна власть? Чтобы издеваться над своими же соплеменниками. Вы воюете против справедливости. Мне такая война не по нутру.

— Против справедливости? — оскалился Леоман. — Думаешь, Тоблакай, я сейчас начну с тобой спорить? Даже не надейся. Ша’ик Возрожденная говорит, что в сердце моем нет верности никому. Возможно, она права. Я ведь много чего повидал. Однако же никуда не ушел отсюда. Как ты думаешь, почему?

Карса достал резец и молоток.

— Свет слабеет, тени густеют. Теперь я понял: все дело в тенях. Из-за них все отличия.

— Все движется к распаду, Тоблакай. К разрушению и уничтожению. Все и все… каждый человек… или, как ты их называешь, низинник. Мы все погибнем вместе со злом, которое причинили друг другу. Палачи и жертвы, грабители и ограбленные — не уцелеет никто. Ибо только посмотри, что творится вокруг. Один добрый поступок, единственное проявление сострадания тонут в тысячах жестоких деяний. Так с какой стати хранить верность? Уж соплеменники мои этого точно не заслуживают. Словом, чем скорее мы избавим землю от самих себя, тем легче ей будет дышать.

— При свете они выглядят почти как люди, — будто не слушая Леомана, произнес Карса.

Он не заметил ни сощуренных глаз пустынного воина, ни того, каких усилий ему стоило не проронить ни слова.

Когда кто-то общается со своими богами, чужое присутствие только мешает.

Огнешейка, что вползла по руке Леомана, подняла голову, заглядывая ему в глаза и высовывая раздвоенный язык.

— Дом Цепей, стало быть, — пробормотал Геборик, заметно мрачнея.

Бидитал вздрогнул: то ли от страха, то ли от удовольствия.

— А как тебе названия? Грабитель. Супруга… Кстати, знаешь, кто она? А вот Семь карт Беззакония. Ласкает слух, правда? Есть от чего содрогнуться миру…

— Откуда взялись все эти картинки? — спросил Геборик.

Он видел только блестящие пятна вместо деревянных карт, но и этого старику вполне хватило, чтобы его уста наполнились желчью.

«Я чувствую ущербность… в каждом, кто изображен здесь. Вряд ли такое можно посчитать простой случайностью. Нет, рисовавший карты хорошо знал свое дело».

— Можешь не сомневаться в их подлинности, — заверил старика Л’орик. — Исходящая от них сила пахнет настоящей магией. Я бы даже сказал, воняет. И надо же, как внезапно возник этот Высокий дом. Даже в мире Тени ничего не учуяли.

— Нашел по кому равняться! — огрызнулся Бидитал. — Станут эти обманщики показывать тебе свою истинную силу! Но сейчас речь не о них. Появился новый Высокий дом, который предназначен для всех ущербных и обиженных. И на каждом он оставит свою отметину.

— Замолчите все! — потребовала Ша’ик, обхватив себя за плечи. — Дайте мне подумать. И чтоб никто рта не раскрывал, пока я не позволю.

Ша’ик сидела рядом с Гебориком. И все равно, чтобы увидеть ее лицо, старику пришлось щуриться. Карты нового Высокого дома появились в сердце Рараку одновременно с новостями о поражении малазанцев на Генабакисе. С той поры между командирами Ша’ик начались разногласия. Это порядком раздражало Избранницу, и неудивительно, что она в конце концов стала подвержена вспышкам гнева. Слушая препирательства своих военачальников, Ша’ик иногда забывала, что ее брат Ганос Паран жив и что теперь она больше не одинока.

Высокий дом Цепей был вплетен в судьбу каждого из них. Его появление было внезапным, как моровое поветрие, к которому не успели подготовиться. Другой вопрос, как относиться к дому Цепей: считать ли его врагом или возможным источником, откуда они смогут черпать силу? Бидитал, постепенно теряющий расположение Ша’ик, склонялся ко второму варианту. Л’орик разделял опасения Геборика. Фебрил и вовсе молчал, словно это его вообще не касалось.

В шатре было душно. Резко пахло потом. Геборику хотелось поскорее выбраться отсюда, однако он чувствовал на себе цепкую, хотя и невидимую хватку Ша’ик. Похоже, никогда еще эта девчонка не нуждалась в нем так, как сейчас.

— Покажите мне новую независимую карту, — потребовала Ша’ик.

«Опять. Наверное, уже в тысячный раз она на нее смотрит».