Стены островерхого шатра, в котором жил высший маг, давно выцвели, превратившись из ярко-красных в розовые, да вдобавок еще и закопченные дымом очага. Сам шатер плохо вязался с камнями древнего фундамента, на котором стоял. Возле полога восседал грязный человеческий обрубок, бормоча что-то на не известном Геборику языке. Лицо калеки скрывала копна бог весть с каких пор не мытых волос. Его руки были отсечены по кисти, а ноги — почти по колено. Шрамы на культях сочились беловато-желтым гноем. Культей правой руки убогий чертил в густой пыли какие-то непонятные фигуры. Странно, но старик ясно увидел эти рисунки. Звенья цепей. Они шли кругами, и каждый последующий круг налезал на предыдущий.
Калека этот был отнюдь не жертвой войны, а рабовладельцем, бывшим хозяином Тоблакая. Великан отплатил ему сполна. Геборик стал припоминать имя рисовальщика цепей. Вроде бы Сульгар? Нет, Сильгар. И почему, интересно, он избрал себе место возле шатра Бидитала?
Полог шатра был откинут. На языке пустынных племен это означало приглашение и говорило о добрых намерениях хозяина. Геборик нагнул голову, чтобы войти. Убогий вдруг оторвался от своего безумного занятия и воскликнул:
— Брат мой! — И пояснил: — Мы оба увечные, а значит — братья. — Сильгар говорил на странной смеси натианского, малазанского и эрлитанского языков. — Мы — калеки телом и душой. И потому мы с тобой — единственные честные люди в этом скопище обмана и предательства.
— Это ты так считаешь, — бросил Призрачные Руки и вошел внутрь.
За спиной у него Сильгар продолжал бормотать что-то о честности и родстве душ.
Бидитал поставил шатер, не сделав даже слабой попытки убрать обломки. Под ногами Геборика хрустели черепки и шелестела пыль. В этом пыльном пространстве размещалась и вся мебель высшего мага, включая его скромную кровать. Рядом с постелью стояло несколько трехногих складных стульев, словно Бидитал имел обыкновение лежа поучать послушников. Небольшой стол освещался дюжиной масляных ламп.
Чародей сидел спиной к Геборику. Помимо ламп, к опорному столбу был также прикреплен зажженный факел, отчего по стене двигалась крупная тень хозяина шатра.
Старика взяла оторопь. Ему вдруг показалось, что высший маг беседует с собственной тенью на языке жестов.
«Изгнанный, но не оставивший обыкновения общаться с Меанасом. Только вот от чьего имени? Вихря Дриджны или своего собственного?»
— Бидитал, ты позволишь мне отнять немного твоего времени? — спросил Геборик.
Сухопарый морщинистый маг медленно повернулся к нему.
— Иди сюда. Я произведу над тобой опыт.
— Не больно-то вдохновляющее приглашение, Бидитал, — заметил Геборик, но все-таки подошел.
— Еще ближе! — велел чародей. — Хочу увидеть, есть ли у твоих призрачных рук тень.
Старик остановился и покачал головой.
— Нет уж, извини, я не желаю участвовать в твоих опытах.
— Иди сюда!
— Я же сказал: нет.
Смуглое лицо скривилось, черные глаза презрительно блеснули.
— Стережешь свои тайны? — иронически осведомился Бидитал.
— А разве ты не охраняешь свои?
— Я служу Вихрю Дриджны. Все остальное — пустяки.
— Кроме твоих похотливых пристрастий.
Высший маг тряхнул головой и слегка шевельнул пальцами правой руки.
— Потребности плоти. Даже когда я был Рашан’аисом, мы не отворачивались от телесных наслаждений. Переплетение теней обладает огромной силой.
— И потому ты изнасиловал Ша’ик, когда та была еще девчонкой. Причем зверски, навсегда закрыв ей путь к телесным наслаждениям. Как же, что позволено тебе, заказано другим.
— Мои цели недосягаемы для твоего понимания, Призрачные Руки, — ухмыльнулся Бидитал. — А твои нападки жалят меня не сильнее комариного укуса.
— Конечно, они ничего не добавят к общей картине. Ты и так изрядно взбудоражен.
— Сколько раз обещал себе не сердиться на этого дурня Л’орика. Он вечно видит лишь то, что желает увидеть… Ладно, не будем о нем. Говори, зачем пришел.
— Постараюсь, чтобы цель моего прихода была вполне досягаема для твоего понимания, Бидитал. — Геборик приблизился к высшему магу. — Если твои похотливые интересы хоть в какой-то мере заденут Фелисин, я сверну тебе шею вот этими самыми руками! И не важно, отбрасывают они тень или нет!
— Фелисин? Любимое дитя Ша’ик? Ты и впрямь веришь, что она — невинный цветочек? До возвращения Избранницы эта девчонка была никому не нужной сиротой. Любой солдат или горшечник мог затащить ее в укромный уголок, и никто бы даже не почесался.
— Мы говорим не о прошлом.
Чародей отвернулся.
— С чего ты взял, что мне нужна Фелисин? В городе полно других цветочков.
— Они все находятся под покровительством Ша’ик. Думаешь, она потерпит твое самоуправство?
— А почему ты меня об этом спрашиваешь? Ступай к Ша’ик и обсуждай это с ней, коли тебе неймется. Уходи, старик! Мое гостеприимство закончилось.