Дом Цепей

Приверженцы Рашана отнюдь не обрадовались Восхождению Амманаса, ставшего Престолом Тени, и его сподвижника Узла. Эти двое обрели полную власть над магическим Путем Тени. Геборик плохо знал подробности, но, даже если судить по обрывочным сведениям, получалось, что культ Рашана распался. Естественно, не обошлось без жертв: стены храмов покрылись брызгами крови. Постепенно остались лишь те, кто признал власть новых богов. Кое-кому из ярых противников новых хозяев трона Тени все же удалось скрыться и зализать раны. Одним из них был Бидитал.

Высший жрец потерпел поражение, но отнюдь не считал себя побежденным.

Изгнанный Рашан’аис нашел пристанище в оазисе посреди священной пустыни Рараку, укрывшись за стеной Вихря Дриджны. По его убеждению, сам Вихрь был лишь осколком разрушенного магического Пути. Пути Тени.

«Если это и впрямь так, — размышлял Геборик, — то какая надобность удерживает Бидитала возле Ша’ик? Действительно ли он верен Дриджне-Апокалипсису — этому священному огню, вспыхнувшему во имя свободы?»

Старик не знал, когда у него появятся ответы и появятся ли они вообще. То, что происходило сейчас в Семиградье, да и в самой Малазанской империи, было лишь внешней, зримой стороной событий. А ведь существовало еще и невидимое, так сказать, глубинное течение. За всем этим стояли нынешний властитель Тени и его коварный спутник.

«Престол Тени — не кто иной, как Келланвед, первый император Малазанской империи и завоеватель Семиградья. А Котильон — это Танцор, основатель „Перста“ и один из опаснейших убийц. Он намного искушеннее Стервы… Вихрь Дриджны может реветь и клубиться, но за его ревом ощущается некое иное дыхание. Тогда чья же это война?»

Погруженный в свои мрачные мысли, Геборик не сразу сообразил, что его окликнули. Старик прищурился, силясь разглядеть, кому это он понадобился, как вдруг ему на плечо легла чья-то ладонь.

— Никак я напугал тебя, Призрачные Руки? Прими мои извинения.

— А, это ты, Л’орик, — сказал Геборик, наконец узнав высокого мужчину в белых одеждах. — По-моему, тебе несвойственно, будто духу, появляться из ниоткуда.

Л’орик натянуто улыбнулся.

— Жаль, что ты сравнил меня с неприкаянным духом. Надеюсь, это слово вырвалось у тебя по недоразумению.

— Правильнее сказать, по невниманию. Я только что от Леомана, где, сам того не желая, нанюхался дурханга. Я имел в виду, что редко встречаю тебя в этой части города.

— Тогда понятно, откуда такое ошеломление на твоем лице.

«Любишь ты говорить загадками, маг. Ошеломление от чего? От встречи с тобой? От дыма дурханга? Или от Леомана?»

Л’орик — один из трех высших магов Ша’ик — был не слишком общительным человеком и ненавидел дешевый пафос. Геборик так и не смог угадать, приверженцем какого именно Пути он был. Возможно, это ведала только Ша’ик.

— Думаю, ты забрел сюда не просто так, — продолжал чародей. — Вокруг тебя бушует настоящая буря противоречивых чувств. Ты как будто заранее знаешь, что грядущий разговор не сулит тебе ничего хорошего.

— Хочешь сказать, что мы с Бидиталом можем сцепиться? — сердито бросил ему Геборик. — Скорее всего, так оно и будет.

— Я только что от Бидитала, — сообщил Л’орик. — Если хочешь, считай мои слова предостережением. Бидитал чем-то сильно взбудоражен. Он едва сдерживается.

— Возможно, это ты разгневал его своими словами? — предположил старик.

— Вполне допускаю. Конечно, теперь уже поздно сожалеть.

— Худ тебя побери, Л’орик, что ты делаешь в этом змеином гнезде?

Маг вновь натянуто улыбнулся и пожал плечами.

— В племенах Матока есть танцоры и танцовщицы, которые обматывают шею и плечи живыми змеями и так танцуют. Причем змеи ядовитые, вроде тех, что водятся здесь в высоких травах. Танец сей не простой и очень опасный, но есть в нем какое-то очарование. И ведь заметь: никто этих людей не заставляет. Им просто нравится рисковать.

— И тебе тоже? Похоже, тебя привлекает риск, в сравнении с которым танец со змеями — невинная забава.

— Я бы, в свою очередь, мог поинтересоваться у тебя, Геборик: зачем ты здесь? Может, захотел вернуться к прежнему ремеслу историка и увековечить повествование о Ша’ик и Вихре Апокалипсиса? Или ты действительно веришь в благородное дело освобождения? Вряд ли на оба вопроса ты ответишь «да».

— Я был весьма заурядным историком, Л’орик, — вздохнул Геборик.

Старику не хотелось признаваться, что в оазисе его удерживает лишь воля Ша’ик. В любом случае Фелисин-старшая не отпустит его от себя.

— Чувствую, мое присутствие тебя раздражает. Не буду больше тебе докучать.

Слегка поклонившись, Л’орик повернулся и зашагал прочь. Геборик некоторое время смотрел, как удаляется размытое белое пятно, а затем двинулся дальше.

Стало быть, Бидитал чем-то взволнован или даже рассержен. Что же вывело его из себя? Спор с Л’ориком или что-то иное?