Дом Цепей

Лестница привела Геборика в просторное помещение, пол которого устилали ковры. Свое жилище Леоман обставил изящной дорожной мебелью, столь любимой богатыми торговцами. Стены закрывали шпалеры, натянутые на деревянные каркасы. Они изображали сцены из жизни семиградских племен и их божеств. Часть стен была разрисована каким-то весьма искусным художником, сумевшим превратить известняк в целый мир, где по охристым пространствам степей бродили неведомые звери. Живописец, обозначивший контуры животных черной краской, ухитрился сделать их удивительно прозрачными. Геборик не впервые спускался сюда, и его всегда удивляло, почему он достаточно хорошо видит все изображения. Более того, они что-то ему напоминали. Но вот что? Сколько старик ни силился вспомнить — память молчала.

Наверное, здесь просто бродили древние духи, обреченные навечно пребывать среди этих стен. Пещера Леомана вызывала глухую неприязнь в сердце Геборика, и, как он ни старался, перебороть свое отношение не мог.

Тоблакай сидел на тахте и втирал масло в лезвие своего деревянного меча. Великан даже не поднял головы. Леоман полулежал возле противоположной стены, устроившись на горе подушек.

— Приветствую тебя, Призрачные Руки, — сказал он гостю. — Вижу, ты запасся хен’барой. Не хочешь приготовить свой любимый настой? Вода и жаровня — к твоим услугам.

— Цветки я, пожалуй, приберегу на ночь, — ответил старик, подходя к нему. — Ты желал говорить со мной, Леоман?

— Я всегда рад побеседовать с тобой. Разве Избранница не назвала нас своим священным треугольником? И вот мы опять вместе, в этой всеми забытой яме. Возможно, я употребил неправильное слово. Теперь мы — не священный, а забытый треугольник… Проходи, устраивайся. Я угощу тебя бодрящим настоем, который мигом прогонит сонливость.

Геборик опустился на подушку.

— А что, есть причина взбодриться?

Старик сумел-таки разглядеть блуждающую улыбку Леомана и понял: дурханг развязал тому язык. В иное время Неистовый бывал весьма немногословен.

— Причина все та же: преследуемые просто обязаны бодрствовать.

Бывший жрец Фэнера удивленно вскинул брови.

— И кто же, по-твоему, нас преследует?

— Как кто? Разумеется, малазанцы. Больше некому.

— Тогда нам действительно нужно поговорить, — с притворной искренностью произнес Геборик. — Я ничего не знаю о замыслах малазанцев. Может, ты получил новые сведения? Насколько они достоверны?

— Я давно еще предупреждал тебя, что этого старика надо убить, — угрюмо буркнул Тоблакай.

Леоман засмеялся.

— Теперь ты, друг мой, — единственный из нас, кто постоянно находится вблизи Избранницы. Можно сказать, ты — наше ухо. И пожалуйста, оставь эти кровожадные мысли. Ша’ик ясно сказала, что не позволит тебе расправиться с Гебориком. Я целиком ее поддерживаю. Так что похорони свою вражду к старику.

— Тоблакай злится на меня, ибо я вижу то, что терзает его душу. А поскольку клятва мешает ему говорить со мной, наше общение более чем затруднительно.

— Я рукоплещу твоей сострадательной мудрости, Призрачные Руки, — промолвил Леоман.

Геборик нахмурился.

— Коли тебе есть что сказать, говори, Леоман. Если же тебя обуяло желание просто поболтать, то я такого желания не испытываю и лучше выберусь наружу.

— Выбраться из ямы всегда труднее, чем в нее попасть, — усмехнулся Леоман. — Теперь слушай. Бидитал опять принялся за старое.

— Ты имеешь в виду высшего мага Бидитала? И что значит «принялся за старое»?

— А то, что его всегда тянуло развлекаться с малолетними девчонками. Этакая ненасытная страсть. Избранница не всезнающа. Да, ей известны пристрастия Бидитала, еще с тех пор, когда она была Ша’ик-старшей. Известны по собственному горькому опыту. Однако в развалинах древнего города обитает почти сто тысяч человек. Каждую неделю исчезает по нескольку детей. Казалось бы, кто обратит особое внимание на ребенка? Но люди Матока очень наблюдательны.

— Не понимаю, Леоман, при чем тут я? Уж не хочешь ли ты, чтобы я устроил слежку за Бидиталом?

— То есть тебя это совершенно не волнует? Тебе все равно?

— Разумеется, нет. Но ты же сам сказал, что к моему голосу не прислушиваются. А Бидитал — один из трех высших магов.

Леоман поставил подогревать сосуд с бодрящим настоем.

— Мы трое… каждый по-своему… привязаны к одному ребенку, — сказал он, устремив на старика свои синие глаза. — Да, речь идет о Фелисин, приемной дочери Ша’ик. С недавнего времени она привлекла внимание Бидитала. И дело здесь не только в его похоти. Ша’ик считает девочку своей наследницей. Она может об этом не говорить, но мы и сами видим. Так вот, Бидитал полагает, что Фелисин должна повторить путь Избранницы. Я имею в виду Ша’ик-старшую. Когда-то он искалечил душу матери, а теперь намеревается сделать то же самое и с дочерью.

Геборик зябко поежился. Подслеповатые глаза обратились в сторону Тоблакая.

— Ша’ик должна узнать об этом!

— Кто же спорит? Конечно, должна, — согласился Леоман. — Но пока что Бидитал необходим ей. Хотя бы как противовес козням Фебрила и Л’орика. Все трое ненавидят друг друга. Кстати, Ша’ик уже сообщили, и она велела нам… наблюдать за Бидиталом.