Внизу, за спиною Геборика, шумел человеческий муравейник, нашедший себе пристанище в развалинах древнего города. Туда-сюда сновали десятки тысяч воинов Апокалипсиса и их последователей. Армия, которой не терпелось схлестнуться с врагом. Сила, руководившая ими, не знала сомнений. Увы, не ведала она и того, насколько глубоко сама подвержена иллюзиям. Геборик не просто отличался от всех остальных ясностью понимания; он был их противоположностью, этаким пугающим отражением в кривом зеркале.
Желтые цветки хен’бары дарили старику сон без сновидений. Забвение, столь необходимое его душе.
Тяжело дыша, Геборик влез на уступ. Он сел, дожидаясь, когда сердце перестанет бешено колотиться. Призрачные руки служили ему ничуть не хуже зримых. Жаль только, что он не видел их слабого сияния, которое замечали другие. Бедняга вообще почти ничего не видел: окружающий его мир лишился четких очертаний, превратившись в какие-то размытые пятна и полосы. Геборик называл это неизбежным проклятием старости. Вот и сейчас узоры цветочного ковра сливались в одно сплошное желтое пятно. Зато ноздри старика не утратили остроты обоняния: он не только вдыхал терпкий аромат цветков хен’бары, но и чувствовал при этом их горький вкус.
Геборик терпеть не мог обжигающее солнце пустыни — светило, отличавшееся неистовством тюремного стражника. Старик ненавидел жару, ненавидел Семиградье и Рараку. С пустыни ненависть Геборика перекинулась и на ее обитателей. Однако самым угнетающим было сознание того, что и он тоже заперт вместе с ними в этом проклятом оазисе. Вихрь Дриджны никого не впускал и не выпускал, и открыть проход могло только повеление Ша’ик.
На желтом ковре появилось черное пятно. Оно приблизилось к Геборику и остановилось. Старик улыбнулся.
— А я-то думал, что пребываю здесь в полном одиночестве.
— Мы оба одиноки, Призрачные Руки.
— Об этом, Фелисин, ни мне, ни тебе напоминать не нужно.
«Мысленно я называю тебя Фелисин-младшей, но сказать такое вслух не смею. Ах, милая девочка, у твоей приемной матери есть свои секреты».
— Кажется, ты что-то держишь в руках? — спросил Геборик.
— Да, это мамины свитки. Ее что-то вновь потянуло на сочинение стихов. Жажда творчества обуяла, — со смехом добавила девочка.
Бывший жрец Фэнера тоже усмехнулся.
— Думаю, это не жажда, а любовь.
— Откуда ты можешь знать, если сам не поэт? — удивилась Фелисин. — Нынче поэтам приходится прятаться за туманными, уклончивыми фразами. Между прочим, для этого тоже нужен талант.
— А ты беспощадна в своих суждениях, девочка, — заметил ей Геборик.
— «Призыв к Тени» — так назвала мама свою поэму. Вернее, не совсем свою, ибо она продолжает то, что было начато еще ее покойной матерью.
— Мир Тени — странный мир. Я уверен, Ша’ик выбрала соответствующий мрачный стиль, подобающий теме.
— Это было бы слишком очевидно, Призрачные Руки. Однако в творчестве все сложнее… Кстати, ты знаешь, как прозвали армию Корболо Дома? «Истребители собак». А ведь в этом названии тоже есть своя поэзия. Внешне бесшабашное и горделивое, оно скрывает неуверенность, присущую и самому Корболо. Он ведь увяз в своих страхах, как в болоте.
Геборик нагнулся и сорвал первый цветок. Он поднес к носу желтую головку, с наслаждением вдохнул аромат, потом бросил ее в кожаный мешок, висевший на поясе.
— Говоришь, увяз в страхах, как в болоте? Сравнение, конечно, весьма образное и поэтическое. Однако страха в душе Дома я что-то не ощущаю. Карательная армия, которую адъюнктесса императрицы собирает в Арэне, состоит всего-навсего из трех легионов зеленых новобранцев. А женщина, поставленная командовать этой армией, не имеет боевого опыта. Так что у Корболо Дома нет причин бояться.
Смех девочки был похож на звон льдинок.
— Ты так думаешь? А вот и неправда, Призрачные Руки, у него есть к тому множество причин. Назвать их тебе? Леоман, Тоблакай, Бидитал, Л’орик, Маток. И наконец, самая пугающая причина — Ша’ик, моя мать. Наш лагерь подобен змеиной яме, так и кишащей раздорами. Ты, кстати, пропустил редкое зрелище. Мама отлучила от себя Маллика Рэла и Пуллика Алара. Она прогнала их не на время, а насовсем. Так что Корболо Дом потерял двух союзников, и теперь ему будет труднее участвовать в грызне за власть.
— Да ни о какой борьбе за власть и речи не идет, — проворчал Геборик, принявшись срывать цветки. — Дураки они, если считают, что подобное возможно. Этих двоих Ша’ик прогнала из-за их вероломства, и ей безразлично, как Корболо Дом отнесется к ее решению.
— Сам Дом считает иначе, и собственные убеждения для него важнее правды. А знаешь, как мама откликается на последствия своих решений? — Фелисин стряхнула с пергамента оброненные Гебориком цветки. — Стихами.
— Дар знания, — пробормотал старик. — Это Богиня Вихря нашептывает на ухо своей Избраннице. На магическом Пути Тени есть множество тайн, и некоторые из них напрямую связаны с Вихрем.
— Как это понимать?
Мешок был уже почти полон.