— Я ведь тоже в определенной мере обладаю даром предвидения и пророчества, — сказал Геборик. И мысленно прибавил: «Правда, ничего хорошего это мне не принесло». — Один древний магический Путь распался на части, и обломки его оказались в разных мирах. Богиня Вихря обладает силой, однако изначально эта сила не была ее собственной. Да, сперва она сама тоже не знала ничего, кроме растерянности и боли. Строго говоря, она и богиней-то тогда не была. Так, заурядным божеством одного из пустынных племен. Дух летнего ветра или что-нибудь вроде того; возможно, защитница какого-нибудь колодца или источника. Словом, одна из многих. Естественно, как только она получила этот «осколок» силы, ей не составило труда быстро расправиться со своими давними соперниками и установить всеохватное и безжалостное владычество над священной пустыней Рараку.
— Забавные рассуждения в духе старых философов, — небрежно заметила Фелисин. — Да вот только они никак не объясняют возникновение Семи Священных городов и Священных книг. И откуда, по-твоему, появилось пророчество Апокалипсиса Дриджны?
Геборик хмыкнул.
— Верования, дорогая моя, подпитывают друг друга. Чтобы поддерживать пламя того или иного культа, туда щедро бросают различные мифы. Нынешнее Семиградье, как известно, создали племена кочевников. До них тут существовала другая, древняя жизнь, а та, в свою очередь, возникла на обломках еще более древнего государства — Первой империи т’лан имассов. Можно, конечно, рассуждать о каких-нибудь «особых предначертаниях». Однако на самом деле всему причиной — случай и стечение обстоятельств. Именно от них зависит, какой миф останется жить, а какой исчезнет в глубине времен.
— Если поэтов терзает жажда, то историкам присуще стремление все поглотить, — сухо ответила на это Фелисин-младшая. — Они сами не замечают, как выжимают из языка все соки, делая его мертвым.
— По-моему, девочка, так поступают не историки, а критики.
— Не придирайся к словам. Скажем проще: так делают вообще все ученые люди.
— Мои объяснения развенчивают сонм богов и богинь, лишают их покрова загадочности. Это разочаровывает, да? Знаешь, Фелисин, в мире есть вещи куда более удивительные. Оставь ты уже в покое этих древних духов. Пусть себе выясняют, кто из них важнее и главнее.
Она так снисходительно засмеялась в ответ, что у Геборика внутри все похолодело.
— Ох, до чего же ты забавный, старик! Ну надо же: жрец, отвергнутый собственным богом. Имперский историк, которого за его воззрения отправили на рудники. Вор, которому нечего украсть. Я не перестаю тебе удивляться. — (Геборик услышал, как его собеседница встала.) — Но я пришла сюда не просто так. Меня за тобой послали.
— Ша’ик нуждается в моих советах, которые она вновь пропустит мимо ушей? — язвительно спросил Геборик.
— Не угадал. На этот раз за тобой послал Леоман.
Старик нахмурился. Где Леоман, там наверняка рядом и Тоблакай.
«Этот дикарь с тупым упрямством соблюдает свой обет никогда не говорить со мной. Однако я постоянно ощущаю на себе его взгляд. Взгляд убийцы. Уж если кого и изгонять из лагеря…»
Кряхтя, Геборик встал.
— И где сейчас Леоман?
— В подземном храме.
«Разумеется, где же еще ему быть! А вот что ты, милая, делала в обществе Леомана?»
— Я бы взяла тебя за руку, — сказала девочка, — но прикосновение твоих рук… слишком уж поэтическое.
Фелисин шла рядом со стариком. Их путь лежал мимо двух обширных загонов, которые в данный момент пустовали — всех овец и коз выгнали на пастбище. У подножия начиналась стена, оставшаяся от мертвого города. Ворота находились дальше, а сейчас Геборик и девочка воспользовались проломом в стене. Миновав несколько бывших улиц, они добрались до места, о величии которого напоминали лишь фундаменты и обломки стен. От зданий, некогда стоявших здесь, осталось одно название — Кольцо Храмов.