Струнка почти ничего не знал о прежней жизни Корика, но догадывался, почему тот оказался в армии. Полукровкам везде приходится несладко. Корик решил следовать зову сетийских предков и стать воином. Конечно же, он рассчитывал попасть в кавалерию и получить коня. Струнка усмехнулся, представив, какую душевную бурю пережил бедный парень, когда его записали в моряки.
Выбрав место почище, бывший сжигатель мостов опустил туда заплечный мешок. Устав требовал, чтобы его сообщение новобранцы слушали стоя. Но уставы пишутся в Унте, а тут Семиградье, и впереди их ждет далекий путь по безводным и враждебным дорогам. Струнка не понаслышке знал, что особо ретивые сержанты плохо кончают.
— Итак, ребята, у меня для вас довольно скверная новость, но другой нет, и потому послушайте эту… Отныне я — ваш сержант. Вы теперь именуетесь Четвертым взводом и вместе с Пятым и Шестым имеете удовольствие находиться под командованием лейтенанта Раналя. Оба упомянутых взвода сейчас движутся сюда из временного лагеря, что разбит к западу от Арэна. Девятая рота, куда мы все входим, состоит из трех взводов тяжелой пехоты, трех взводов военных моряков и восемнадцати взводов средней пехоты. Командует ею некий капитан Кенеб, которого сам я еще не видел и потому ничего сказать о нем не могу. Девять рот образуют Восьмой легион, находящийся под началом кулака Гамета. Как я выяснил, он — опытный воин. До того, как нынешняя адъюнктесса получила этот титул, он был капитаном стражников в поместье ее родителей.
Струнка оглядел своих подопечных. Глаза у всех были немного остекленевшими. То ли ребят разморила жара, то ли допекло зловоние конюшни.
— Ладно, новобранцы, это все не важно. Главное, не забывайте, что вы — Четвертый взвод. Вскоре к нам должны присоединиться еще несколько человек, однако даже с ними мы не добираем до нужной численности взвода. И не только мы. Погодите разевать рты и спрашивать меня о причинах. Мне о них не докладывали… Вопросы есть?
Трое парней и одна девчушка молча смотрели на него.
— Если вопросов нет, то давайте знакомиться. Как тебя зовут? — спросил он у довольно невзрачного солдата, что сидел слева от Корика.
Услышав вопрос, тот очумело взглянул на Струнку. И уточнил:
— А какое имя называть? Настоящее или то, которое дал мне сержант-наставник в Малазе?
Бледное флегматичное лицо и характерный акцент подсказывали Струнке, что парнишка родом из Ли-Хена. Если так, то его имя замучаешься выговаривать. Ведь у них там принято давать человеку не одно, а сразу десять или даже пятнадцать имен, причем все они произносятся слитно, без передышки. Непозволительная роскошь в бою!
— Говори новое.
— Смоляк.
— Если бы вы, сержант, видели его на учебном плацу, — встрял Корик, — то согласились бы, что парню такое имя в самый раз. Он как встанет на месте — тараном не сдвинуть: ну чисто застывшая смола.
Струнка снова взглянул в безмятежные водянистые глаза новобранца.
— Отлично. Назначаю тебя капралом, Смоляк.
Девчонка вдруг прыснула со смеху и подавилась соломинкой, которую жевала. Перестав кашлять, она недоверчиво взглянула на Струнку.
— Что? Смоляка — капралом? Да от него слова не услышишь. Делает только то, что ему скажут. И еще…
— Вот и славно, — перебил ее Струнка. — Прекрасный капрал из него получится. Болтливых в армии и так хватает.
Новобранка нахмурилась и напустила на себя равнодушный вид.
— А тебя-то как зовут? — спросил ее сержант.
— По-настоящему меня звать…
— Да не надо мне ваших настоящих имен! Когда мы записываемся в армию, нам дают новые имена. Так повелось… уж и не знаю, с какого времени.
— А вот мне почему-то не дали, — угрюмо, словно бы с сожалением, заметил Корик.
Оставив его слова без внимания, Струнка снова осведомился у подчиненной:
— Так как тебя окрестили, девонька?
Слово «девонька» заставило новобранку недовольно фыркнуть.
— Сержант-наставник назвал ее Улыбочкой, — подсказал Корик.
«Все лучше, чем Жаль», — невольно подумал бывший сжигатель мостов.
— Значит, Улыбочка?
— Угу. Только она почти не улыбается.
Оставался последний солдат — вполне заурядного вида парень в кожаных доспехах. Струнку удивило отсутствие у него какого-либо оружия.
— А тебя как зовут? — спросил он парня.
— Бутылка.
— А кто у вас там был сержантом-наставником? — поинтересовался Струнка.
— Кривозуб, — привалившись спиной к мешку, ответил Корик.
— Кривозуб?! Неужели этот сукин сын еще жив?
— Иногда мы и сами удивлялись, — бросила Улыбочка.
— Видели бы вы, как они схлестнулись со Смоляком, — подал голос Корик. — Кривозуб тогда два часа кряду махал булавой. А Смоляк загородился щитом — и ни с места.
— И где же ты научился так обороняться? — изумился Струнка. — А, капрал?
Тот лишь пожал плечами.
— Сам не знаю. Просто терпеть не могу, когда меня пытаются бить.
— Этого, парень, никто не любит. А ответные удары тебе наносить приходилось?
Смоляк нахмурился.
— Ясное дело, приходилось. Когда противники уставали.
Струнка умолк.