Дом, которого нет

– Я помню со столицы ещё, чем он был.

Стрелял в упор, поняв сначала, прав ли.

Учился параллельно странным образом.

Всё выжал, что мог: знаньями. Диплом экстерном сдал.

Он заходил, и братья чуть ни встав, с ним,

моложе всех, как с равным, говорили. –

«Да, тот ещё был Волк наш харизматик», –

ирония в змеином рта изгибе.

– Мы с ним, не угадаешь, где столкнулись.

В заброшке я орала. Вот вся мудрость.

– Я по нему угадывать умею,

как к человеку рядом он отнёсся.

Его любила; когда любишь, даже мелочь

картину раскрывает обо всём в нём.

Тебя он ценит, как себя. Я это точно

увидела: по взгляду, междустрочно.

– Мне кажется, тебе известны тайны.

Читала я о женщинах подобных.

– Чтоб тайну знать, самой стать надо тайной.

– Со стороны мне познавать удобней.

– В том-то и разница у нас. Ты от ума,

ну а со мной природа говорит сама.

– Я отношусь к вещам таким серьёзно.

Хотя сама в них походя: профан.

– Спроси, если имеются вопросы.

– Да, про сестру. Близняшку. С нею Ян

задумал объявиться пред законом.

Тогда как считанные дни сам с ней знаком он. –

Улыбкой белозубой осветилось,

темней ореха, Идино лицо.

– Да, узнаю. За скорость. Удивилась

я одному: где он, и где кольцо…

– И я подвох тут чую. Пропасть между их.

Ужасно, что согласна, надо думать, Инь.

– Могу взглянуть… – Я благодарна буду.

– Скажи, по времени во сколько родились.

– На час я раньше. Инь спасали чудом.

Я мать измучила, сестры ж при родах жизнь

на волоске висела и… могла не выжить та. –

Сказала дату, время, глядя в Иду с книжками,

из сумки извлечёнными дорожной.

Под тучи скрылось солнце за окном.

Представить было вовсе ей не сложно,

что к древней пифии попала на приём.

Увидеть жрицею Кибелы было можно

Иду, чей груз над картами небес склонён.

Как будто вытянулось восприятие минут

у Лоры. Так всегда бывает, если ждут.

– Ты родилась во время Скорпиона,

сестра же – под влиянием Стрельца.

Ты виртуоз от трансформаций, тайный трон – твой,

и нежеланье лютое кольца…

Талант есть чуть не корни видеть, крону

мелько́м скользнув… Должна всё испытать… –

– Ну да, стреляет Инь, как Купидон. –

«Паук, и тот ей сдался, покорён».

– Мне странен твой вопрос. Ведь ты, похоже,

сама всё можешь про себя узнать.

Самоанализ вшит тебе под кожу.

Данных хватает. Что тебе гадать?

– Не о себе я. Мы одно с ней всё же.

Нам вместе жить и вместе умирать.

– Нет, не одно. Большая вероятность,

что очень ты переживёшь сестру. – Понятно.

– И будешь неповинна в её гибели.

Хотя сама во всём винишь себя.

Кроме влияния твоих энергий в мире есть

другие, и о них – не забывай.

Ты чувствуешь ответственность за всех вокруг,

ведь знаешь больше. Но немая бязь

мне символов сказала, дорогая:

из пепла, чем ни будь, способна встать ты.

Сестра любить ужасно будет, раз увидев.

Или уже. Трагедией он станет для неё.

Но останавливать бессмысленно. Тот выбор

не от тебя зависит. Знав, пошла б на всё.

Пересечений у неё немного. Что-то… (глыба?)

от всего прочего скрывает. Иль… костёр.

Как всё же разны судьбы двух сестёр!

Твоей командуешь ты. Будто ластик стёр

всё после "переезда"… пустота.

Не смерть причём, что очень интересно.

– Не смерть, а что? Чем становлюсь я там?

– Как будто ты… Ну, не жива уже… При жизни.

И не мертва. Пожалуй, нечто большее.

Ты – в месте, где уже нет одиночества.

– Где это место? – Как? В тебе, конечно.

Пока не доживёшь, ты не поймёшь.

Жизнь человеческая в смерти – быстротечна.

Но вечна, если озаряет землю дождь

небесный. – Убирала Ида свои карты.

И я текст отложить решусь. До завтра.

(белые страницы) Missing scene, Pt. 1 Давным-давно

Самый опасный в свете человек –

тот, у которого есть время. Тем опасней,

чем его больше. Для раздумий краток век;

но успевающий на тормоз жать – ужасен.

Он поднимается над временем, и сверху

видит, что в спешке недоступно человеку.

Особо страшен тот, кто сопоставить

умеет свой отрезок временной

со всем, что было раньше. Миром править

бы мог, если прикинуть, мозг земной,

что выделил повторы: взял эссенцию.

И разыграть способен пьесы квинтэссенцию.

Сверхчеловека призывать – равно, что Мэнсона,

который Чарльз, стремиться возвести на трон.

Каждый задуман богоравным. Но без сердца мы,

где свет царит, приносим лишь урон

себе, друг другу, миру и… всему.

Нет, я – не проповедник адских мук.

Нет, я – не проповедник, не сектант

и ни одной религии не следую.

Давайте думать вместе. В ногу; в такт.

Сколько людей, столько богов, что исповедуем.

Глаза, смотрящие в одно, все уникальны.

Либо он есть, любовь, либо – "повесься, Каин".

Товарищи, способные смотреть,

поймут: нет будущего. Больше его нет.

Куда плывём не одну тысячу мы лет?

В тупик. Приплыли. Репину привет.

Если есть центр, то окончанье только времени.

Если нет центра – пойду вешаться на ближнем дереве.

Путём логических цепочек я пришла

(затраты эмоциональные не в счёт),

что пред рассветом неизбежна мгла.

Пророкам был не нужен наш почёт,

они, увидев времени конец,

шагнув наружу, взяли свой венец.

Вопрос – не о существованье Бога в мире,

но о наличии его или отсутствии

в мире твоём. Принудив, отвратили

догматы вер ох не одно стремленье слиться с ним.

У этики нет права под гребёнку