Да, он манипулятор, недаром ведь Паук.
Убийца… и, как ветер, быстра в нём мысль. До края
насилья и разврата дошёл, имея сук.
Я уважаю женщин, но те из них, что суки
(без тени интеллекта) желают сами муки.
За всем кровавым снаффом, плевками в лик морали,
имеется попытка себя в мир применить.
Писал пассионарность Лев Гумилёв на нарах.
«О, эти пережитки дикарских нравов!» Битв
мы требуем, все, в ком есть огонь, а не светильник.
Я знаю: лучше в коме. И к лешему будильник.
Смотрел Паук на Кобру, угадывая Фею
сквозь кожу девы спящей, ему уже родной.
Не героиня опер и даже не Офелия,
но что-то
И тут – проснулась Лора. Был белым правый глаз.
Так и с мечтой, коль скоро получим ту "сейчас".
Под его взором пристальным невольно стушевалась.
Ну и, как надо (быстро ведь соображала, хоть и малость
пристрастно), вглубь смущение запрятала. Спросила:
– Ты что? – Да так. – Который час? – Лишь семь утра. От силы.
– Какая рань ужасная… Отправил слежку к Ферзю?
– Отправил. Верный Пёс, водитель, будет следом ездить.
– На разных тачках лучше. – Само собой понятно. –
Не прикрываясь, Лора в постели закурила.
– Тебе нанять прислугу бы надо в постоянку,
а не таких уборщиц, что моют, если вызвать.
Почти не ешь. Готовить и сделать… аккуратным
дом кто-то должен. Пса не считаю кандидатом.
– Я лишних не хочу здесь. – Да ты, как сыч, один был.
И я не привереда, довольно аскетична.
Но девушка… Зовут как её, скажи хоть. – Ида.
– Еда Иде потребна. Не только кофе с… ничем.
– Ты за неё не бойся. Она не белоручка.
Шесть братьев в гетто бросив, видала и покруче,
чем логово без повара. – Протектором ей сделал
меня, а я ответственна, и в мелочах, и в крупном. –
Ян усмехнулся. Лоре комфортней под обстрелом,
чем в бытовухе, чем ни будь: уборкой или кухней.
– Сто лет её не видел. Беременной ни разу. –
Бычок столкла. – Пошли что ль? Движенья нет в рассказах. –
Третий этаж, в нём – комната, назначенная гостю.
Просторная и светлая, с окном, обратном клубу
(гостинице, что до него). Ей вид был – перекрёсток.
Над ним повисли ветви древ, ну, то есть сосен. Любы
нам вдоль проезжей части, под небом, лапки флоры.
Хоть ясен, хоть ненастен бескрайний небосвод будь.
Украшены деревья шарами, в тех – подсветка.
Так человечье племя использовало ветки.
Давно проснулась Ида. Умылась, расчесалась,
и напевала. Видом оконным развлекалась.
Черны, как сумрак, волосы. Темна, как глина, кожа.
Она на саму Землю-мать была собой похожа.
Знакомство их описывать мне кажется излишним,
и не люблю я вовсе описывать знакомства.
Скажу: сошлись в симпатии друг к другу Лора с Идой.
А Ян, дверной проём весь заняв, смотрел спокойно
на двух из трёх, без всех них способный обойтись.
Такие вот изгибы даёт нам, братцы, жизнь.
Тем временем Инесса бродила в побережье.
С ней Вита, от работы лик отвернув: на дочь.
Случилось так, что Ферзь был с супругой рядом, между
приморским санаторием и морем. Та не прочь
была нырнуть в бассейне (куда впускали платно;
пусть море и доступно всем, курорт к деньжатам жадный).
Руками половина – враз раздвигала воды
его, заплыв то щучкой, а то и в стиле брасс.
Он дожидался чинно, любуясь на природу.
Тепло в пуховике, чуть не жарко; тот и спас.
Его расслабив, море бурлило за камнями…
не пуховик: того, кто одет им. Как мы с вами.
Сынишка Пса, Щенок, лет не более десятка,
гулял, смотря за Ферзем и жёнушкой его.
За ним уже мы ходим. Такая вот доглядка.
Все пялятся друг другу в зад, забывши, для чего.
У стенки санаторной стоял ряд лежаков.
Там сидючи, Ферзь Лору узрел. Лишился слов.
Из "краба" вышед, пряди взвивались. От улыбки бы
расцвёл стократно чёрствый (а, может, не расцвёл).
Шла в голубом наряде, как облака, вся зыбкая,
чьим именем бы вздрогнул, кто вхож в совет (в котёл,
где варят город с солью). Ферзя аж передёрнуло.
С ней женщина, из дольней породы, явно (горня – дочь).
Припомнил он, что Башня – с фамилией такой же,
как Лорина, покров дал красивому ИП.
Итак, предприниматель (и индивид, уж точно),
блондинка, лет… (под сорок) за тридцать – здесь (без бэ).
Но Кобра, как бы это сказать… совсем не кобра.
Лучится, вишь, от света. В дрожь бросит – та посмотрит.
«Та? Значит, Паучиха была не одинока
в рождении от матери, которая… гм, хи».
Сдержался он от чиха. Откашлялся немного.
От холода, вот странность, зажало нос в тиски.
Пуховики полезны. Но иногда не греют.
И, нет, не "кто б залез – под". Зимой люди болеют.
Сынишка Псов не видел в глаза ни Инь, ни Лору.
Понять, что Ферзь, не мог он, и просто проследил
за тётями – невинно, забыв их напрочь скоро.
Советник, под собой ног не чуя, боты вбил
в бетон, и – вверх, по лестнице, витой, почти открытой.
Назад, в бассейн, греться он пошёл, мысль захватив ту.
Сгонял к отцу ребёнок. Донёс, что сам увидел.
И, вроде всё нормально: релакс в пуховике…
Нет, «пуховик» так много я раз произносила,
что нужно персонажем его вводить. И плед.
Мурашки под футболкой… Дошла сюда прохлада.
Не то, чтоб холод стойкий, но одеваться надо.
Пока курю я мирно, успел Паук уехать
из дома. Ему, помним, компания досталась
строительная. Видно, большой что человек он.