– Мы тоже под прицелом. Но не камер.
– И вряд ли разберёшь, что тяжелее.
– Поклажа для слона и моськи разна.
Про "тяжесть" неуместно и сравненье.
– Ты, главное, не отдаляйся насовсем.
– Мы всё разрулим, Ло. Ответим всем.
Ты, главное, ори вот так поменьше. –
Она с каким-то облегченьем засмеялась,
в обнимку лёжа с ним. Из всех трёх женщин
подругой Лора Яну оставалась.
По мне, так красной нитью может быть
лишь дружба в жизни. Век нельзя любить.
Инесса, как домой к себе вступила, там
в смятеньи опустилась на кровать.
Maman et cetera – с балконом оккупировать
решили зал. Велись беседы. – Стать
женой ему вот так, с бухты-барахты мне?
Притом, что Лора тоже… ой не радует
сложившееся положенье. Не вернусь
туда, где одногруппники. Что будет?
Его я даже будто бы боюсь. –
Взрыв смеха пересёк её раздумья.
Смеялись в зале, чокаясь шампанским.
"Малышка", жмурясь, наблюдала краски.
Всего на час помладше, чем сестра,
считалась маленькой. Теперь это бесило.
– Я слышала, любовь снимает страх.
Знать, не она… Но что? Нет этой силы
ужаснее. Покрутит у виска
мне мама, если выдам, что и как.
Часы в нём тикают, в кармане на груди.
Железное сковал себе он сердце.
А я – зачем? Не вижу впереди
ни танцевальных, ни иных надежд. Ей
так здорово, наверно, механически
собой владеть: и чувством в том числе! –
Упала сверху пледа. Инструмент,
расстроенный в нуля после концерта.
Канатоходец с оружейником, чтоб свет
давать, "к чему и что", исчезли
до появления. А нежная Суок
в тепле дрожала с головы до ног.
(заметки на полях) Менестрель Шервудского леса
Слишком много точек, а одна не ставится.
На груди портрет твой я ношу, красавица.
Жаль, что в медальон тот не добавить локон.
Мысль с приворотом всё же где-то ёкает.
О свободе воли рассуждают много.
Бытовуха душит. Ни тебя, ни Бога.
Крепостные стены: километры, годы.
В катапульту сесть бы, да с разлёта – в воду.
Варваров встречает ров; гниют там гости.
В башне королевна из слоновой кости.
Залепить себе бы, дурню, оплеуху.
Ведь моя Мадонна на поверку – шлюха.
Часть
XVII.
Лиственные
и
хвойные
#np Desturbed – Master of war
Кривляю рифму и меняю вскользь размер.
Всё потому, что не поэт, уж извините.
Я краснобай и сочиняльщик, кто вне мер.
А буквы пляшут сами. Что винить их?
Кусок фантазии желает рассказаться так,
и не иначе: не перечу ему, это факт.
Паук смотрел на спящую. На локоть опирая
заломанную руку, а щёку – на ладонь.
Реальный, между прочим, кадр: смотрел, когда спала я
(от взгляда и проснулась), мой тот, кому "не тронь".
Во сне казалась Лора, расслабленная, Инь.
Одно лицо сестёр двух. И целый ряд картин.
Паучье сердце – тайна, потёмки и так далее.
Про Яна говорить мне порою тяжело.
Он полон неких знаний, когда-то резал даль ногой,
но в лоб оборотиться с ним – как разбить стекло:
изрежешь руку раньше ты, чем комнату увидишь,
за рамою что прячется. Его понятней – идиш.
Не драка ради драки, не власть во имя власти,
но центром быть способность, особенно своим.
Нарисовав в тетрадке, прости господь, ряд свастик,
смогла бы (не зазорно) людей я проявить.
Нет, эгоизм не катит. Здоро́вы в идеале
размеры эго в… "дядей" такого не назвать мне.
Где есть самовлюблённость, там эго подавлялось.
В любимом аналитиками детстве, где нет букв.
Подросший тип навёрстывает то, что ущемлялось.
(И моветон глагольных рифм видала я в гробу.)
Объект самооценки – субъект предельно важный.
Чем оченьки ровнее зрят, тем меньше "якать" жажда.
У нас ведь как: мужчина родную маскулинность
и пестует, и холит, ну, словно в люльке чадушку.
Махаться без причины или жену обидеть
(за счёт неё, похоже, поднять себя в своих глазах
пытаясь) – это признаки духовной деградации,
а не того, что Зевс – отец. Иль матери казался им.
Про свастику сказала без связи я с нацизмом.
Тот символ очень древний, значенье его – Солнце.
А то ведь любят граждане, глаза убрав под призму,
о пропаганде некой до срыва голосов выть.
Свобода исповедовать любые убеждения
кончается, вестимо, там, где преклоню колени я.
Я уважаю разные религии и мнения.
Священных книг для каждой ментальности найдётся.
Но почитать заразою небесное свечение –
отказываюсь, право. Нас не было б без солнца.
Мужчина – это полюс для женщины, спирали.
И тот, и та находятся в самих нас. Вот. Не знали?
А свастика – вид сверху. Процесс "её" вращения
вокруг "него". Всё это внутри одной… меня,
любого человека: будь он хоть обеспеченным,
в шмотье от Лагерфельда, хоть бомж Максимильан.
Печальная история, как знак украсил флаги
продувших армий, так что теперь табу и сам стал.
В другом встречаем только проекцию себя же.
Мужчина ищет женщину, а женщина мужчину.
Но в обществе таком, как «прогресс свободы» нажил,
нет ролевой модели и – к делению причины.
Нет в мальчиках желания мужами становиться.
А девочки с деньгами лишь намерены любиться.
Играть удобней в бога, на шее мамки сидя,
перед собою видя – себя с мечом, в компе,
чем раны и ожоги, следами битв за близких,
иметь. «Все го на мид». Я герой, но налегке.
В трусах и с чашкой чаю. Мы не в раю, ребята.
Чтоб рай образовался, мир должен рухнуть в ад наш.
Таких, как Ян, не свете почти что не бывает.