Читаем Дом, которого нет полностью

Но Инь! Она не как мы, не такая,

чтоб стать… какой женой, хотя б невестой!

Я прополола ревность, как сорняк:

хоть с миром всем любись… какой пустяк!

Мне по́ ветру, иное нас скрепляет.

Но не она же, Ян! – Хорош орать.

Сама ты знаешь: крики заставляют

хотеть назад их в рот ударом вмять.

Какая сцена! Сопли, вопли, стоны!

И это – ты, плюющая в законы?

Логически подумай. Успокойся, –

(хотел встряхнуть за плечи; руки скинула). –

Да что с тобой творится-то такое?

Подумай: защитим собою Инну мы.

Ей знать не обязательно изнанку.

Самоубийца нужен, в нашу лезть охранку.

Дом – крепость, тут её никто не тронет…

– Запрёшь Инессу в клетке золотой? –

язвительно, но не в пример спокойней. –

Она зачахнет в клетке, милый мой!

Летать пристало птицам, а не жариться.

Желательно, в соседнем полушарии.

– Не понимаю, почему ты взбеленилась.

По мне, так хуже быть ей "на свободе",

открытой брешью – бей, в ком бродит сила!

Тебе она небезразлична, вроде.

Ну, ты ж не дура, так включи мозги.

Её заметили уже наши враги.

– Ты в клуб её позвал. Теперь – заметили.

– Будто твоё досье в земле прикопано.

– Ты заигрался. – Зря недооценивать

ты стала всё вокруг. Есть остолопы, но

есть более серьёзные угрозы…

– Играем – мы. Её – реальны слёзы.

Она не видит шахматную доску.

Не мыслит на фигурах и ходах.

Ей за спектакли не намечен "Оскар".

Не трудно для неё почуять страх.

Адреналин для нас зона комфорта.

А Инь отдёргивает руку от конфорки.

Вот я, к примеру, знаю: Ферзь мне смерть

готовит. Хорошо, беру заметку…

– Он прокололся неприязнью на лице?

– Нет, факт его исканий достоверен.

Но не о нём сейчас… – Похоже, что вдова

Царя нашла к нему для сговора слова.

– Послушай, Ян! Не в заговоре дело!

Мы разберёмся. Лучше б Инь уйти.

– Я ласточек пущу, следить за телом

Ферзя (и Регентши), когда оно в пути.

– Спасибо. Все хвосты свои я счищу.

Тебя, её… предупредила. Лично.

Не слушаете, что ж, беда не мне.

Я всё, что от меня зависит, сделаю.

Над невозможным власти моей нет.

Вы женитесь, хоть менее недели вы

знакомы? Замечательно. Вперёд.

Тут даже мой уже бессилен рот.

– Твой рот не так уж для всего бессилен…

– Отлично. Браво. Приз «За наглость» взят.

– Или сюда. – Как ты любвеобилен!

Гарем не хочешь вделать в палисад? –

он о́бнял, от волос открыв ей шею,

и задохнулись фразы вместе с нею.

– Друг мой ситцевый, больше шёлковой

я не буду, как шерсть ни гладь, –

(электричеством между сжатых щёк

телефоны пора заряжать).

– Ты и так не шёлковая вовсе.

Цапнешь, оцарапать можно дёсна. –

«Одни они остались, точка, точка…»

Когда-то была ас по сценам этим.

Теперь предпочитаю кутать ночью,

как будто ночь одна за всё в ответе.

Стекает по ногам её наряд,

но, как по мне, так груб тут букв парад.

По техникам полно видосов всяких.

Насилием несёт на расстоянии.

Причём в две сто́роны. Ведь люди – не собаки:

в плотском – души являют состояние.

По отношенью к женщине мужчины

становится понятно, что ему – жизнь.

А женщина любовника мнит богом.

Если, конечно, их соединение

не дрочка друг об друга. Шакти9 йога –

огня по позвоночнику стремление,

что в копчике был свёрнут, как в клубке

змея. Уж не "пироженка, где крем".

С ожесточением вбиваться в неё, ахи

той слыша – важно, часто даже главно.

Как ни крути, все отдохнём на плахе.

Лишь лицемер или сухарь не знает: love is

the stone in warp of world, if you throw off

it, your surrounding will, destroyed, be dedly soft.

Мне иногда охота перейти

на неродной язык, на нём и думать.

Так я его к себе включаю в стих.

Есть некие слова… да, как парфюм, их

мы чуем. Не перевести за словом запахов.

К примеру, "lust" и "malice". Нет аналогов.

Мои ребята трахались активно

(мне нравится по звуку даже: трахались).

"Секс" значит "пол" и значит "половина".

Там, где две половины, нет конца смертям.

Зовут оргазм французы маленькою смертью.

Но он задуман выходом в бессмертье.

Кончать на уровне планеты может леди.

Родство есть в джентльмене с её осью.

Опустим Тантру. Ниши ей в сюжете

нет. Ломится копилка от червонцев.

Перемотаем плёнку чуть позднее.

Я разговор их описать сумею:

– Инь, та с небес взирает в "центр мира",

в тебя. Взор через точку преломлён –

на землю, чувством освященною. Я ж снизу

через тебя смотрю на божий трон.

Естественно, своею человечностью

ты развращаешь мнение о вечности.

– А мне доступен весь обзор. Недурно, право.

Рисуешь ты словами, как пастелью.

– Гравёр, скорей, чего уж. Мне по нраву

заканчивать конфликт с тобой постелью.

Я вырываюсь выше, чем ты сам,

к седьмым и дальше, мать их, небесам.

– Намёк на то, что опущу Инессу?

– Да не намёк. Прямой вполне тут текст.

– Ты обчиталась мистиков, принцесса.

– Они мой занимают интерес.

– Ты смотришь в суть, а не на действия процесс.

Что непрерывно, зришь: с рожденья к смерти – цепь.

– Будь осторожен, Ян. На днях мне снилось,

на героине, оба, мы сидели.

Ломало у Ладьи меня. Бессильно

валялась в корчах, тот был у постели,

а я ревела: «Я-то слезу, он-то нет!»

И, как по мне, совсем это не бред.

– Ты потому Уайнхаус сегодня пела?

– Во многом. Её чувство поломало.

Представь: стремясь к святому через тело

супруга, она музыку собой ковала,

и из себя. Торчать, как он… как бог, желала, в общем-то.

Мир требует, но осуждает способ творчества.

Перейти на страницу:

Похожие книги