когда он технику довёл до совершенства.
Летает, как со светом метеор, а
в отсутствии себя – его блаженство.
К площадке, от столов свободной, Ян
ей жестом указал. Сам сел, как Пан
в лесу, на нимф глазеть приготовляясь.
Инь туфли в сторону отставила. Вздохнула.
И начала… классично. Мягкий ряд поз
проделала (цыганка Мариула
плясала у костра совсем не так).
Да, жесты не выходят у писак.
Подкат, взмах юбки, "раз, два, три…" – и села,
на жёсткий темп взвилась, как на дыбы.
Всё, что про страстность знала, стало телом.
В локте залом, ногою круг… Ритм бил,
она же из себя взбивала пену.
Часто дышу, в уме уж видя сцену.
Ян не сказать, что ей был поражён:
он чуть со стула ни упал от удивления.
Распущенных волос, как в море волн
во время бури, вихрь летал за нею. Я
хотела б описать там каждый степ,
но по сравненью с Инь – суха, как степь.
С высотки Лора наблюдала за несчастным,
кого не убедили миролюбием.
Политик выходил из зданья. Ясно,
в машину сесть собрался. Вокруг – люди, и
она берёт его в оптический прицел.
С винтовкой приседает. Лоб: вот цель.
С подолом приседает – над коленями,
по доскам пола на коленях проезжая,
Инь. Звуковой подъезд, как настроение,
идущее к разрядке. Выстрел. "Жаль". И
ладошкой Кобра крестится за упокой.
Труп пал. Кричат внизу. Назад – рекой.
Из полицейского архива кадры. Кровь.
Толпа визжит. Законники на старте.
Спустилась из окна под сень дворов
(в чехле винтовка спрятана гитарном).
Джинсы и платье (хиппи), куртка – кожа.
В карманах внутренних есть пистолет и нож с ней.
Глотнув из фляжки на ремне немного джина
(хотела б, чтоб в бутылке тот сидел,
большой такой и синий: «Расскажи мне,
малышка, что ты хочешь?»), кучу дел
перед собой ещё воображала,
в гробу видав какую-то там жалость.
– Предупреждали, и не раз. Дурак, – сквозь зубы
отплюнув, закурила. И пошла
задворками и переулками до клуба. –
Сложнее дел бы. Разгребаю шлак.
С Ферзём теперь вопрос стоит. Насущный.
Живых убитые – куда благополучней. –
Для всех она в гримёрке закрывалась,
с бутылкой, раз звезда, наедине.
– Ну что? – спросила Инь, как отдышалась.
– Как будто я успел побыть во сне.
– Так плохо? – Сон тот был для грёзы братом.
Живёшь ты танцем. Так живи за плату.
– Работу предлагаешь? – Не те танцы.
Скорей бы предложил брак по расчёту:
ты доставляешь радость, я – финансы.
– Смеёшься, значит. Может, всё ж работу?
– Нет, не смеюсь. Ну, ты сама прикинь.
Со мной ты можешь счастлива быть, Инь.
– Вот это скорость! Я тебя не знаю…
– Но ты мне нравишься, и нравлюсь я тебе.
В отличие от многих, не играешь,
способна перейти от A до B.
По нраву мне твой танцевальный стиль.
А, не пойдёт, так можно развестись. –
Увидев танец, видишь, что без платья
собой являет милая танцорка. –
Для юности пожить неплохо в латах
защитных. Брак совсем зелёный плод от
всех внешних стрел и копий бережёт.
Пусть даже с двух ни одного не жжёт. –
Инь выдохнула, разных чувств полна.
– Ты опоздал. В груди моей весна.
– Из моего ты будто вышла сна.
Так в чём проблема? – Быстро слишком. На
мой взгляд, сначала встреч должно пройти… не месяц… с теми, не?
– Пойми, у меня нет на это времени.
– Подумать я должна. – Оставь мне номер. –
Он встал над ней: росточек её мал.
– Ты странный тип. И, думаю, что опер
не единичный – нос бы поломал,
ища в следах твоих подсказку к знанью, "кто ты".
Вот номер. Я пошла. Мне… жутко что-то. –
Она нашла не сразу одноклассницу.
С зелёной феей та вошла в контакт.
(Люблю напиток этот! Снова влазию…)
Вызвав такси, уехали две. В такт
уходу вышла старшая, из двери
на этаже втором. Ян был… растерян –
нет, уж, скорей, подавлен: лучше слово.
Уселась Лора рядом. В красном платье.
– Ну, что Паук? Пиф, паф, и всё готово.
Сидишь, будто лимон сжевал, не глядя.
Инесса что ли так задела? Что за скорби?
– Поговорить с тобой мне нужно, Кобра.
– Ужасное начало. Что случилось?
– Тебе дам под защиту одну девушку.
Она жить будет у меня. Остановилась
надолго. Сын мой в ней. Схватила фишку ты?
– Ну да, род, продолженье, всё такое…
что страшного-то? – А с другой пойду к налою.
– Уж не со мной ли? Смеху было б много.
– Нет, не с тобой. Сам знаю твои мысли
на тему брака. Разница – лишь боком.
– Ты шутишь? Инь? Она откажет, милый.
Она любовь считает алтарём.
– Её был танец мне сплошным огнём.
– Домой пошли к тебе. Я тут не стану
высказываться. Очень мы заметны. –
Не по себе до сих пор было Яну.
Она права, насчёт экспериментов
публичных. "Куб" налажен под управом,
а говорить – в тиши об этом здраво.
Клуб лаконично в гости звал, назад.
Отель сверкал огнями новогодними.
Пройти немного. Но молчанье –это ад,
когда все реплики кипят на горизонте. И,
к нему хоть заходила, чуть ни "с ног",
переступила, как чужой, порог.
Шумели сосны в улице. Под крышей
окно закрыто наглухо. Дверь хлопнула.
Давно уснула Ида в гостевой, не слыша
бесшумный Лоры и тяжёлый Яна шаг.
Едва одни остались в помещении,
аж вывернуло ей лицо – на край без зрения:
– Ты, чёртов третий Ричард! Леди Анну
окручивать с одной беседы – мастер!
Какого дьявола, средь юбок океана,
моя сестра в тебе взвинтила страсти?
Тем временем как я твои вопросы
решаю, ей жемчужин стелешь россыпь!
Окей, мать твоего ребёнка – понимаю,
насчёт неё ты поступаешь честно.