Читаем Дом, которого нет полностью

спросила спутница. – Кончали школу летом.

Была закрытая, в себе, с безумным глазом.

А здесь – и Кобра, и царица сразу.

– Она здесь швец и жнец… игрец, и с Яном,

владельцем, близко дружит, я слыхала.

– Мне это слышать невозможно странно.

Хоть та ещё порой она нахалка.

Пробьётся в переносном и прямом

значенье: по башкам и напролом.

– Моя сестра, как я, но много лучше, –

вздохнула Инь, – мне не хватает смелости.

Мечтаю я. Она живёт так. Сущность

её стара. Ло понимать, что делает,

умеет, и не пятится назад…

– Красивый у танцовщицы всё ж зад. –

К ним девочка с заказом подошла.

– О, Кобра… разве выход твой не скоро?

– Сестра её я, – Инь ответила. – Пришла

взглянуть на то, как выйдет нынче Лора.

– Прошу прощения. Что будете вы, мисс?

– Мне чаю. – Мне абсент. –

С тем разошлись.

С высот Ян видел Инь. И спутницу её.

Усмешка рот разбила: «Лора, тоже мне.

Сообразительная, но лицо – ещё не всё.

От неожиданности только запустили их.

Нет в ней уверенности этой, бронебойной…

Елена – не Пентесилея, биться в войнах».

Один он был, и разбирал бумаги разные.

В блокнот заметки делал: протокол.

Ребята заняты, им не до празднеств на сей раз.

Под дюжину фронтов Паук оплёл

попеременно в мыслях, но явилась Фея,

и заблистали нити вместе с нею.

Вниз опустилась баловница в кубе

(на лифте – в подпол; дымом это скрыто).

Из-за кулис (за ним), встав сверху (губы

красны, высокие ботфорты, платье сшито

из бархата, и алое – кумач).

явилась Лора. Вся в крови. Палач.

Небрежно встала, охвативши залу прищуром.

В руках держала микрофон, легко, как нож.

Совместно их впервые в жизни видел он.

Какая – где, и без очков поймёшь.

Любила Лора перед выступлением

загадками бросаться в налюднение:

– От гильотинной хватки увернись. Давай, попробуй.

В железной деве тесно. Ниц из недр её летит труп.

И пахнет дымом пустота. И голос чей-то шепчет: «Станем…»

И он – не тот, она – не та. И – ни прощенья, ни прощанья.

Я, под ударами мечей, тянусь бодать их…

Благодарите палачей. Они, казня, освобождают. –

Прожекторы крест-накрест. Дым багров

под ней (темнее и темнее, вплоть до чёрного

он делался по ходу её слов).

– Вот это… Женщина, уже а не девчонка, –

знакомая сказала в ухо Инь, –

сошла она как будто бы с картин. –

Вступление к песне, многим нам известной.

Оригиналу в тон перепевалось.

Узнала близнеца чужим Инесса.

Ян понял, что ему предназначалось.

А золотая молодёжь и сливки общества

увидели одну из её лучших сцен.

По окончанью сразу скрылась Лора.

Заметить Инь в толпе она успела.

На полсекунды встретились их взоры.

Улыбка, камелот на вишне спелой,

ей губы раздавила косо, в сок.

Неотвратим, вестимо, сестрин рок.

Ян подошёл к ограде (сбоку лестница

вела наверх). Почуяв взгляд, она ему

кивнула. Снизошёл он лично к Инь.

Сел рядом. – Ну, что скажешь? – Этих мук

ни человечий, ни иной какой язык

не выразит, – что врезали ей вмиг.

Она прекрасно понимала, что не станет

ждать ничего за рамками общения.

Но отторжение влечением было тайно.

Ей боком шло её же развлечение.

И до последнего цеплялась Инь за "нет".

Шаг останавливала та на красный свет.

– Скажу, что ты охрану не проверил.

Нас с Лорой спутали. Вот так легко.

А ты что скажешь? – Что открыты двери

мои для вас обеих. Ну, доколь

я сам здоров и весел относительно. –

Её теперь ком в горле посетил к тому ж.

Что-то сказал второй, чуть захмелевшей.

Та танцевать возжаждала уже.

Куб заполняла новая, им – слева,

под музыку являя неглиже.

За барной стойкой был парнишка симпатичный.

"Подруга" к нему сбагрилась тактично.

Искали автора, вплетённого в ткань текста,

учителя литературы, с лупой в лад.

Так вот, я – девочка, что к бармену полезла.

Сама когда-то даже барменом была.

В кругах определённых байкам рады,

как вакханалии кружила с Эсмеральдой.

Show must go on, как пел когда-то Фредди.

И петь он будет вечно, как по мне.

По струнам сердца бьёт: бессмертна песня. Ведь мы

всегда узнаем яви блеск – во сне.

Одёрнув шторку, смотрим в мир идей…

У нас, в Идеях, тусы – всех живей.

Реальность без искусства очень тускла.

А в двадцать первом вовсе механична.

В бетоне потолок украсит люстра.

Цветут в нутрянке страсти жизни личной.

Но нет сравнения для встречи с тем, что нас

"выводит из себя", то есть в экстаз.

Ян с Инь наверх переместились, в уголок

(пока я распиналась о прекрасном).

К прекрасному весьма путь недалёк.

Оно под носом, если видишь красный,

не путая с зелёным. Дальтонизм

родился с многими из нас, как стёкла призм.

По пятницам устраивалось шоу,

с бурлеском схожее. Все выходы танцовщиц

перемежали номера, как кожу – шов.

Там пели, веселились… и под кров шли

боа, пайеток, шпилек, париков и масок,

чтоб на ночь персонажами стать сказок.

Моя царевна-лебедь, в платье чёрном

(с широкой юбкой вровень до колен)

сидела между "дышащих" и "мёртвых"

мирами, пульс измерив даже стен.

Всё билось в ней, от жилки на виске

до голоса (им говорила – с кем):

– Впервые вижу, как она на людях пела.

Нет, музыкалка не считается… У ней

тогда мечта была: заняться делом,

чтоб зажигало всех вокруг людей.

Про смерть её теперь все стали речи.

Как будто смерть её от жизни лечит.

Со смертью флиртовала Лора с детства.

Я помню, мы в начальной были школе,

когда постиг недуг нашу соседку

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все жанры