Дом, которого нет

Кураев готовился к представлению, таская с места на место технические устройства, наконец, чёрный громоздкий блок был выделен из общей массы и подсоединён снова к компьютеру. В очках отражался голубой экран, мелькали заставки. Лидия знала, что нужно время для корректного запуска, муж должен убедиться в правильности настроек, но в лице тёщи не было ни малейшего намёка на беспокойство, в отличие от остальных, её забавляло происходящее, она наблюдала с ухмылкой, готовясь к прослушиванию секретного канала. Зять в её понятии, разумеется, занимался галиматьёй, и сейчас она, как приглашённый эксперт, как авторитетный спец даст оценку: до какой же степени зашла эта галиматья в дебри.

– Начнём с того, – пояснила дочь, – что всё должно оставаться в строжайшей секретности. Всё, что ты сейчас увидишь, должно быть строго в полной секретности – в противном случае ты утопишь всех нас и себя в том числе.

И дочь запела под его дудку, отметила тёща, вместо того, чтобы разобрать в кой-то веке этот захламлённый загон – из-за него нормальной уборки не сделать. Заинтригованной Анне Викторовне предложили расположиться в спальне на краю кровати и попросили надеть очки с той целью, чтобы она по окончании процесса не заявила, что плохо разглядела произошедшее и не поняла в чём суть. Дочь зачем-то напялила на себя пуховик, зимние кроссовки и шапку, стала перед ней, скрывая что-то в руках.

– Прежде, чем ты встретишься с матерью, мы тебе покажем откуда она появилась. – Зрительница усмехнулась на последние слова дочери. – Сейчас я при помощи изобретения Стаса перемещусь в 1942 год и вернусь обратно. Для доказательства прихвачу оттуда предмет, который попадётся мне под руку. Все оставайтесь на местах.

Мать больше не улыбалась, она сидела и поблёскивала очками в толстой пластиковой оправе, слегка запрокинув назад голову и следила за происходящим с отвисшей челюстью в состоянии лёгкой расслабленности, с долей любопытства, в каком пребывает человек перед открытием занавеса. Стас находился в дверном проёме, в нём угадывалось лёгкое волнение.

Лидия исчезла. Анна Викторовна, ничего не понимая, повернулась к зятю – она ждала объяснений. Оба молчали весь период отсутствия: никто ничего не спрашивал – никто и не отвечал. От расслабленности не осталось и следа, её сменил тихий шок, скудный на выразительность эмоций, движений и восклицаний, но щедрый за счёт молчаливой мимики тёщи, от обескураженного вида которой изобретатель просто ликовал – то был его долгожданный триумф.

Маленькое окно светилось – время ужина и подготовки ко сну. Лидия огляделась вокруг, но не с целью выявления посторонних людей, а с целью обнаружения ненужного хлама, который она могла бы присвоить. Из снега торчал перевёрнутый старый ушат с прохудившимся дном и деревянными со сквозными трещинами в различных местах обручами. Лидия перевернула его, отряхнула от снега, подняла и понесла впереди себя, обхватив обеими руками за выступы ушей к месту самого первого перемещения. В последний момент она заметила, как дрогнула занавеска.

Мать и муж встрепенулись, когда хлопнула входная дверь. Лидия вошла, протискивая в проём «древнюю» кадку, с которой на пол сыпались ошмётки снега.

– Это лежало вверх днищем возле угла первого сарая, на котором висит хомут, к нему ещё прясла примыкают (пряслами Евгения всегда называла ограждение двора), и рядом сломанное колесо приставлено – сначала хотела взять его́, но мне показалось, что оно слишком тяжёлое.

Анна Викторовна не шевелилась – дочь досконально описывала двор её детства, где был изучен каждый клочок, о котором Лидия не могла знать. Обустройство двора не менялось годами, люди привыкали к одному и тому же, или попросту на всё не хватало времени.

– Такая кадка для ландшафтников просто находка, – сказал Стас, – в них сейчас модно высаживать всякие декоративные растения. – Он принял у жены утварь и оглядел со всех сторон.

Про мать ненадолго забыли, изучая краденное. Старинной утварью особенно заинтересовался изобретатель, так как помимо пирожков ему пока ни к чему не довелось прикоснуться из предметов касаемо перемещения. Анна Викторовна привстала, сделала пару шагов, схватилась за дверной косяк и начала заваливаться. Кураевы быстро среагировали, подхватив её с двух сторон. Кадку оставили на ковре, где она начала покрываться каплями и оттаивать.

– Зоюшку ты так же притащила сюда, как это ведро? – едва шевеля губами произнесла тёща, когда её привели в чувство. Ей стало ясно, что здесь происходило без дополнительных объяснений, что, впрочем, являлось её коньком, а именно, суметь догадаться, когда тебе никто ничего не рассказывает. – Вас надо лечить… Вы пошли на сделку с дьяволом. – Сделала она вид, будто постанывает от обрушившегося на их семью горя.