– Не изворачивай! – возмутился зять. – Уже двадцать первый век на дворе, а вы всё со своими суевериями лезете… Я имею ввиду вас всех – недалёких умов! – Он направился в кабинет и начал нервными движениями разъединять устройство, пока кто-нибудь чего-нибудь да не нажал. – Всё, что нас окружает, – кричал он из кабинета, – каждый предмет, каждая фигня, к которой мы ежедневно прикасаемся – включаем и выключаем, покупаем и продаём… лечение болезней, да и вообще любое изобретение человечества тоже когда-то воспринималось как сделка с дьяволом. Пора бы оставить эти средневековые замашки! Твой любимый телевизор… с этой дурацкой передачей… как её там, где все пытаются друг друга перекричать, от него тоже по началу люди открещивались – от телевизора.
– Да что ты сравниваешь! – завелась тёща. – Совсем одно и тоже… Вы не дурацкую передачу смотрите, милые мои, вы людей живых клонируете!
Кураев схватился за голову, растопырив локти в разные стороны и забубнил проклятья, ругая себя за то, что вызвал её из города, за то, что поделился открытием – самым сокровенным, что у него есть. Досталось школьным тёщиным учителям, которые не смогли помочь ей отделиться от первобытного стада.
– Мам, мам, – дёргала её Лидия. – Мы не хотели, так вышло. Я показала чисто для тебя, иначе бы ты не поверила, а теперь с этими делами завязано.
– Разве что кадку ещё разок сходим вернём на место, – вставил Стас, выглянув из кабинета и прервав протесты в адрес невежества.
– Никто там по ней не заплачет, – одёрнула его жена. – Не слушай его, мам… Мы завязали.
На следующий день был спланирован визит в психоневрологический диспансер, находящийся в районном центре в часе езды. С раннего утра Анна Викторовна волновалась: несколько раз подходила к Лидии, чтобы сообщить, что не едет, но, увидев не менее взволнованное лицо дочери, задавала бестолковый вопрос для отвода глаз и уходила.
Лидия нашла в больнице знакомых, которые договорились с врачами об очень важной встрече – о первом за долгие годы свидании между потерянными близкими, которые смогут помочь больной в избавлении от амнезии, но одно было преподнесено в изменённой форме: мать пытались представить дочерью, дочь, наоборот, матерью.
Ближе к поездке Лидия заметила, что Анна Викторовна стоит и накручивает волосы перед зеркалом на плойку, красит губы и одевает жаккардовый костюм, предназначенный для торжеств, оставленный в доме у Кураевых после её ночёвки, когда они все вместе возвратились со свадьбы родственников. Мать выглядела так же торжественно, как в день свадьбы племянницы, и Стас, увидев её, издал подавившийся звук, но никто не произнёс ни единого слова.
Выехали все трое. На зятя была возложена миссия отвлекающего, чтобы женщин вместе с перемещённой девицей на время оставили без пристального внимания.
– Она ни на кого не набросится? – с опаской спросила Анна Викторовна, когда они дожидались в отдельном кабинете.
– Говорят, она выглядит счастливой. – Лидины слова присутствующие восприняли буквально, и лишь когда в дверях показалось лицо, окружённое нимбом из порхающих махаонов, сомнений ни у кого не осталось.
Больную усадили на свободный стул, после чего сразу вмешался Стас, вытеснивший своей массой всё лишнее из кабинета, а именно, двух медицинских работников.
Дубанова выглядела значительно старше – не девушкой, а потрёпанной, пусть и молодой, женщиной, жизнь её не щадила, как и остальной люд в тяжёлые времена. Врачи восприняли её эйфорию как форму психического расстройства, но, пожалуй, это было не что иное, как состояние душевного подъёма, нечто похожее испытывали люди, получившие известие об окончании войны. Голова её была обвязана белой косынкой, одета она была в простой ситцевый халат, выданный в больнице. Пациентка разглядывала посетительниц с улыбкой, полной безмятежности, Лидия не выражала особых эмоций, Анна Викторовна в данный момент «наблюдала посадку инопланетного корабля».
– Вы знаете где находитесь? – приступила к диалогу Лидия.
– Я? – удивилась вошедшая. – Понятное дело, что в Раю. – Она выпрямилась, как на экзамене, дожидаясь следующего вопроса, на который надо было не ошибиться с ответом. Принятие окружающего мира за Рай имело объяснение сработавшей защитной реакции нервной системы, в её положении то был наилучший вариант.
– Как вы сюда попали? – продолжила Лидия. Больная с лёгкой грустью опустила глаза, потёрла плоскими ладонями о колени, начала излагать:
– Убили меня… – Тут же начала оправдываться: – Но я уже не сержусь… Я прощаю свою обидчицу.
– Кто вас убил?
– Енька – гадюка подлая, змеищща подколодная, зараза такая! – Зоя внезапно снова выпрямилась и с экзаменационной парты перенеслась на место потерпевшей в суде, выражая свою готовность изложить всё, как на духу. – Я и шрам показать могу, если не верите! – Запрокинула она руки к затылку, чтобы развязать косынку, но её остановили.
– За что?
Дубанова начала крутить головой, выискивая за какой предмет зацепиться взглядом, налилась слезами, несмотря на нисходящую при любых вопросах улыбку с её лица, запинаясь проговорила: