Дочь полка

Резанцева немного успокоили слова друга. Иван был прав, но всё остальное никто не отменял. Он сел за стол. Что же делать? Про предателя в батальоне распространяться нельзя – тогда враг будет осторожнее или начнёт делать подлянки внутри. Да и паника возникнет. Но и подготовиться к завтрашней битве нужно, или и без предателя будет конец. Троица долго стояла, смотря каждый в свою сторону. Тишину порой нарушал хриплый кашель Ивана. Он двигал языком внутри рта, чтобы освободиться от проклятого пепла. Да… Это первый случай, когда ему уже не хотелось курить.

– Кто в курсе событий? – нарушил молчание командир.

– Я, Катя, Сорокин и вы, – перечислил Фокин, – больше никто. Я Кате рассказал, чтобы она не выложила наше приключение кому-либо. А так она понимает, что это дело нужно держать в секрете.

– Правильно сделал, – одобрил его решение Резанцев и положил голову на руки.

«Предатель», – думал он, – «только этого мне не хватало. Теперь понятно, почему фрицы были на шаг впереди нас. Но кто бы это мог быть?» Подозрения падали на всех без исключения. «А может быть это сам Фокин?» – охватила Резанцева пугающая мысль. Он перевёл взгляд на бойца. – «А что? Хорошо разбирается в немецком языке. Как на родном разговаривает. Но тогда зачем себя самого топить? Тоже непонятно».

– Есть идеи, Сань? – спросил Иван.

– Пока нет, – встал тот и направился к выходу. – Скажу, как что-то будет.

Он вышел на улицу, где по-прежнему все суетились. Солдаты ему были как родные. В голове никак не укладывалось то, что кто-то из них мог помогать фашистам! Какая-то часть бойцов отправилась к окопам. Ему тоже нужно присутствовать на похоронах. Ладно, Александр ещё успеет, но сначала следует поговорить кое с кем. Это был единственный человек в батальоне, который никак не мог быть на стороне немцев и также был свидетелем разговора врага.

* * *

В медпункте было холодно: пациенты уже надели на себя ватные куртки и укрылись сверху одеялами. Запасы хвороста и правда кончились, не зря сегодня набрали новый. Катя подошла к печке и закинула туда ветки. Она взяла несколько скомканных исписанных бумажек и засунула в буржуйку, оставив только один листочек. Девочка взяла со стола пачку спичек, на которых была написана уже знакомая ей фраза: «Что ты сделал сегодня для фронта?» Катя, словно под гипнозом, смотрела на этот коробок, вспоминая то, что сегодня с ней и Фокиным успело произойти. «Как это возможно?» – не понимала она. – «Чтобы свои Родину предавали?»

– Ты что там задумалась? – спросил Тимофей Хлещёв, глядя на неё только одним глазом, между бинтами. – Жги давай, а то мы тут все окоченеем.

Катя вышла из ступора, достала спичку и подожгла бумажку, а от неё уже и остальное. В печке потихоньку нарастало красное пламя. Девочка потыкала палкой внутрь, чтобы огонь быстрее распространился. Теперь она смотрела на бойцов совершенно иначе: в каждом из них Катя видела предателя. За такой малый промежуток времени, у неё развилась настоящая паранойя. Пламя стало нарастать, она подкинула ещё веток. Тут раздался крик из операционной, Катя закрыла глаза и глубоко вздохнула. Из её рта вышел еле заметный пар. В палатку заглянул командир. Раненые попытались хоть как-то приподняться, чтобы поприветствовать его, но тот, жестом приказал отдыхать дальше. Девочка подозревала, что пришли за ней и не ошиблась: Александр, ничего не сказав, кивнул в сторону улицы и она последовала за ним. Они молча спустились в его землянку, где уже не было никого и сели за стол.

– Вас уже предупредили? – догадалась Катя. – Верно?

– Верно, – ответил тот. – Я хочу поговорить конкретно с тобой.

– Но Фокин же вам уже всё рассказал…

– Фокин и сам может быть предателем, – перебил её командир. – Тут всё не так просто, – он сложил руки на столе и смягчил тон. – Можешь рассказать мне, что произошло?

Девочка растерялась: «И Егор тоже может быть врагом?» – в ужасе представила она. – «Кому же тогда можно верить?»

– Кать, – сказал Резанцев, – я понимаю твоё беспокойство, и я очень не хочу тебя во всё это ввязывать, правда. Но ты единственный свидетель, на которого у меня не падают подозрения. Мне тоже тяжело. Просто расскажи мне, как всё было.

Она тоже сложила руки перед собой и уставилась на свои тонкие, синие от холода пальцы:

– Мы сначала просто собирали хворост, – вспоминала девочка. – Затем Егор увидел в зарослях немцев и пригнулся вместе со мной. Я их сама не видела, но слышала. Они ещё сказали: «россеша… россеша» – она запнулась, пытаясь вспомнить слово.

– Россеша фаинд? – подсказал Александр.

– Да! – кивнула девочка.

– Русский друг, – перевёл тот.

– Ну, а потом он нашёл ту записку. Вот и всё, – закончила Катя. – Он может быть предателем?

– Нет, – насупил брови тот, – скорее всего нет. Он мне тоже рассказал про этого «россеша фаинда».

– А что в записке? – поинтересовалась та.

– Ты разве не знаешь?

– Нет, он мне сказал только то, что у нас завёлся предатель и больше ничего. Всю дорогу молчал.

– Завтра на рассвете на нас нападут, – произнёс Александр. – Вот что там написано. Но мы ударим первыми.