Сахарь, тоже по-домашнему, спустила для удобства одежду до пояса, прикрывая лишь голову и плечи. Она подбрасывала в очаг кленовые поленья, которые горят ровно и без искр, а иногда — сосновые сучья, чтобы дымом отогнать мошкару.
— Поспеши, сестренка. У твоих братьев подвело животы, — сказал Явет. — И не смотри с укоризной, что мы вернулись раньше времени. В таких глазах, как у тебя, можно слонов топить!
Он засмеялся, тряся рыжей гривой.
Иссим, такой же бледно-смуглый, как Сахарь, но с узким ртом, похожим на щель, и серыми безжизненными веками, метнул презрительный взгляд на брата и завистливый на сестру. Пожалеем уродство! Оно искренне страдает от соседства с красотой. Поймем угрюмцев: беззаботная шутка для них нестерпима.
Кхам либо ничего не слышал, либо не обратил на разговор никакого внимания. Подобно трудолюбивому волу, он медленно пережевывал пищу. Его натруженные мускулы блаженно остывали.
— Дай еще, — коротко бросил он сестре, протягивая пустую миску.
Сахарь вновь наполнила ее сладким рисом, сваренным на молоке и крахмале. Кхам надолго припал к краю, замычав, как довольный теленок. Ни одна рисинка не миновала его толстогубого рта.
Пока Явет балагурил, Иссим злобствовал, а Кхам насыщался, в калитку вошел бочком незнакомец, оставив своего осла за оградой. На нем была дорожная накидка, наброшенная через левое плечо на спину, и кожаные полусапожки, зашнурованные у лодыжек. Вертлявый, на коротких ногах, он источал благодушие, между тем как глубоко посаженные глаза с нависающими мягкими веками шныряли по сторонам, являя мышиное проворство.
— Как у солнца множество лучей, пусть дом твой станет обилен потомством! — учтиво сказал он Нуху, одновременно подмигивая, чтобы напомнить о давнем знакомстве. — Пусть не убывает твое богатство; что возьмешь сверху, то прибавится снизу.
— Скоро же ты воротился, — проворчал Нух, имея в виду, что принимал у себя пришельца года два или три назад.
— Земля домоседа лежит, а земля путника бежит, — отозвался тот, с удивлением разглядывая Сахарь, которую вовсе не запомнил с прошлого раза. Кто обращает внимание на зеленый бутон? Только раскрывшийся цветок привлекает взоры.
Нух проследил за его взглядом и нахмурился. Но гость уже ловко отвязывал от кушака ручные весы и, подобно фокуснику, доставал из складок плаща гирьки в виде фигурок львов разной величины с кольцами на спинах, чтобы уравновесить ими пурпурный порошок, который предлагал Нуху. Тот отвел проворную руку.
— Не хочешь ли сперва совершить омовение и вкусить соли за моей скатертью? Эй, Иссим, первенец! Услужи гостю, зачерпни воды. Кхам, освежуй козленка. Явет, принеси из давильни сусла. Сахарь, раздуй пожарче огонь в очаге.
"Ее зовут Сахарь, — заметил про себя гость. — Это значит Луна. Каждый был бы рад еженощно видеть на своем небосклоне подобную луну!"
Освежившись, гость надел поверх нижней рубашки другое платье с короткими рукавами, обшитыми по краям зубчатой бахромой. На его указательном пальце красовался медный перстень с головой быка. Оценивающий взгляд продолжал следовать за Сахарью.
Поднося яства на плетеных и глиняных тарелках, она, по обычаям своей страны склонившись в поклоне перед чужестранцем, прикрыла рукавом лицо до переносицы. Любопытному оставался для созерцания лоб с низко начесанными волосами да кончик уха.
С видом знатока гость задержался взглядом сперва на крохотном золотом колечке, вдетом в мочку, но более внимательно на самой мочке, рдеющей от смущения.
— О, нигде, кроме дома царя моего, я не ел пищи, приготовленной столь искусно! — вежливо восклицал он, беря горстью то с одной, то с другой тарелки. — Всего здесь положено как раз в меру. В рубленом мясе — сосновые семечки и зерна кардамона. В похлебке — мускатный орех и душистые травы. Я различаю вкус каждой из этих приправ, они нежно щекочут нёбо. А хлеб! Я не едал хлеба, столь белого и рыхлого…
Сахарь слушала с живейшим любопытством, схоронясь за дверным проемом. С подобной учтивостью ей еще не приходилось встречаться.
А разносчик товаров и тайный лазутчик своего царя, — о чем он уже дважды намекнул Нуху, — описывал лакомства, которые ему случалось отведать на богатых пирах, где после жирных блюд на чистой скатерти появлялось золотистое печенье, начиненное миндалем и гранатами. Сироп был тягуч, но не слишком, а сверху аппетитно рассыпана толченая корица. Когда подавались на чеканном медном подносе завитки из теста и разносили маленькие чашечки с прохладительной водой, на тарелках появлялось сухое варенье из абрикосов, разложенных ломтями…
Он прищелкивал языком и говорил очень громко, явно не для ушей одного Нуха, а скорее для схоронившейся Сахари.
— О, как бы я хотел, чтоб и ты отведал моего любимого варенья из моркови с орехами. Мне присылают его из той местности, где земля черна от перегноя. Горы там отступают, а реки теплее наших, хотя медленнее. Поэтому корень моркови крепок и розов, подобно деснам твоей дочери. Наслаждение его прелестью не имеет пределов!