Он просто в раздражении водил глазами по сторонам, лениво размышляя о том, что встреча взглядами очень важна во время разговора. Глаза как бы подают сигнал к остановке или смене тона. Но он редко видел Бирбалу отчетливо. Чаще едва различал смутную голубоватую тень, и тогда разговор принимал односторонний, спотыкающийся характер. То бессловесное подсознательное общение, которое постоянно происходит между любящими на Земле, здесь обескураживало Зенита. Он чувствовал свою обнаженность, Бирбала видела его всего целиком, до извилин мозга, а он ловил руками пустоту…
Понемногу он стал понимать, что полный контакт с Бирбалой невозможен хотя бы потому, что мышление орритян подчиняется иной логике. Наша логика основана на показаниях пяти чувств. Земляне привыкли к определенной последовательности: сначала увидеть, потом осмыслить и действовать.
Чувства обитателей Орры вели к совсем другой постепенности, хотя она, безусловно, существовала. Но для землянина все их действия выглядели чудом. Зенит не мог никак освоиться, например, с тем, что на Орре не существовало счета: то есть единица не прибавлялась к единице. Группировка величин сводилась к каким-то таинственным для него манипуляциям, скорее похожим на извлечение корня и возведение в степень. Сложно? И да, и нет. У него не было к этому ключа, вот и все. Бирбала тоже не умела объяснить ему этого.
Иногда ему казалось, что его специально оставили на попечении молоденькой девушки, изолировав от остальных орритян, потому что он одним своим присутствием мог заронить в них нежелательные надежды… Что, если здесь кипела борьба и хитроумная ловушка Главного заключалась лишь в том, чтобы принудить его самого к бездействию?
И уже раз подумав об этом, он не мог остановиться. В его душу закралось сомнение: так ли он поступил с самого начала, как подобает землянину? Ему все чаще представлялась теперь ракета, их великолепный корабль, который до сих пор безнадежно кружил над Оррой, подобно птице, потерявшей птенца. Он знал, что ни командир Янтарь, ни радиолокационный инженер Июнь, ни биоэлектроник Снег не захотят вернуться на Землю без него. Наверное, они уже не раз пробовали повторить прыжок Зенита, но их капсулы, как мячики, отскакивали обратно — и они не могли понять, куда же делся тогда Зенит?
А он выбрался между тем по знакомым переходам из-под тусклого пузыря, и синяя мгла над болотом, осененная звездами, как когда-то давным-давно, туго запеленала его.
Невидимая Орра была велика, больше Земли. И все-таки он дождался, задрав голову, когда по небосклону в очередном витке проползла золотая пчела… Товарищи ждали его. Какое счастье!
Внезапно дыхание стеснилось: он вспомнил Бирбалу. "Я остаюсь с ней, ребята. Я не вернусь". Он следил за уходящим кораблем так, словно и в самом деле, услышав это, его покидают навеки…
— Ты вернешься, — сказала Бирбала. — Срок окончился. Ты вернешься.
— Какой срок? — Зенит обернулся с убитым видом. — Это ты, Бирбала?
И поскольку она была последнее, что у него оставалось, спрятал лицо на ее голубоватом плече. Но она освободилась от объятий. Она отодвинулась от него и стала еще больше похожа на льдинку, готовую вот-вот растаять.
— Разве ты не смотрел на свой маятник, — спросила она четким граммофонным голосом, — на ту зеленую звезду? И не считал по-земному шестьдесят оборотов Орры? Срок исполнился. Договор окончен.
— Что ты говоришь?.. — с удивлением вскричал он. — О чем ты, Бирбала?
— Меня зовут Оан. Это значит: Исполнившая. Я исполнила. Прощай.
Она стала отделяться от почвы, будто перышко, подхваченное током воздуха. Но он одним прыжком догнал ее и схватил за руку.
— Постой. Это ужасно. Я ничего не понимаю. Я обидел тебя? Ты меня разлюбила? Я был груб?
— Нет. О, нет!
И все-таки что-то дрогнуло в ее ледяных чертах. Не делая уже попыток покинуть его, она так и застыла, слегка приподнявшись над землей.
— Неужели ты все забыл? — В ее голосе опять появились человеческие интонации упрека и сомнения. — Когда ты спустился на Орру, мы заключили между тобой и нами договор…
— Замолчи! — с силой воскликнул он. — Я знаю только, что ты меня любила. И что я люблю тебя.
Она покачала головой, как научилась этому от него.
— Я не любила тебя.
— Никогда? Ни одной минуты?! — Он начал раскачиваться, как от сильной боли. — Скажи, что это неправда, Бирбала… Оан… скажи мне!
Она молчала. Он затих, опустился на пепельно-серую-землю и, тупо глядя перед собой, пальцами перебирал жесткие вздутия мха. Он не смотрел в ее сторону, но она не уходила и стояла рядом, словно в нерешительности.
— Но ведь и ты не любил меня, — сказала она с усилием. Он резко вскинул голову. Странно, как отчетливо видит он теперь ее лицо! Бирюзовые глаза, составленные из многих долек, и узкий овал, похожий на серп месяца, излучающего внутреннее свечение.
— Ты тоже ведь не любил, — повторила она почти с прежней мягкостью.
Его затрясло от негодования.
— Ты выросла в лживом мире. Я прощаю тебя, — сказал он наконец. — Орра наделила вас нищими душами. И не тебе судить о человеческом сердце.