Диалог с лунным человеком

Она появлялась вновь, но как бы уже с другим лицом. Он смотрел на нее и ощущал внутреннее стеснение, непонятную отчужденность, которая длилась не больше мига. Словно отозвавшись на его немой призыв, тембр голоса Бирбалы изменялся. Зенит узнавал с облегчением те знакомые интонации, которые сводили его с ума. Она любила его, в этом не могло быть сомнения! Каждый звук ее голоса пел и трепетал, в нем чувствовалось биение сердца. Плохие мысли уходили, как тень.

— О, моя милая, — покаянно шептал он. — Я готов снова избороздить Вселенную, лишь бы только найти тебя. Мне было бы не страшно ходить по звездам босиком, как по угольям.

— Ты безрассуден, — отвечала она. — Ты родился так близко от звезды, что она влила в тебя свое плазменное свечение. Расскажи мне, как вы чувствуете ее луч на своей коже?

Тогда он обнимал ее и тесно прижимал к груди. Его горячее дыхание, будто струя пара, било в голубоватое тело.

— Солнце еще горячее, — бормотал он. — От него расцветает мир. Оно как любовь. Я люблю тебя!

— Я люблю тебя, — отвечала она.

И это волшебное эхо звучало в нем подобно праздничному колоколу так долго, пока не затихал порыв страсти.

— Тебе никогда не бывает грустно, Бирбала? — спрашивал он.

— Грустно? Отчего?

— Оттого, что мы не можем жить вечно, что время необратимо даже в вашем монотонном мире. Что ты и я состаримся и наша любовь угаснет.

— У нас не старятся, — тихо сказала она. — Мы просто умираем. Это так хорошо!

— Хорошо?!

— Да. Ведь устав, ты засыпаешь? Ты всегда так спокойно засыпаешь. Мы тоже засыпаем, только это случается один раз.

— Но я знаю, что следующим утром проснусь!

Она пожала плечами.

— На Орре нет утра. Здесь ничего не следует друг за другом, но все существует в единстве. Я не могу найти, потерять и найти вновь. То, что уходит, уже не возвращается. Но ведь и ничего не уходит!

— И ты знаешь, когда ты умрешь? — испуганно спросил он.

— Конечно. Когда мои сын и дочь станут взрослыми настолько, чтобы самим иметь детей.

— У тебя есть сын и дочь?!

— Нет. Но когда они родятся у меня.

— Когда родятся наши сын и дочь… А если будут оба мальчика?..

Она улыбнулась снисходительно.

— Так не случается. Ты снова забыл, что мы живем на Орре, не на Земле.

— Вы знаете все заранее, как боги!

— Мы знаем заранее, — печально подтвердила она.

Однажды, потрясенный, он воскликнул:

— Ты не дышишь?

В самом деле, грудь ее не вздымалась, как у всякой земной женщины, от волнения. А ведь вечный ритм человеческого дыхания подобен шелесту трав и движению волн… Он роднит, он умиротворяет.

— Ты не дышишь, — горестно повторял он, невольно отводя глаза. Нечто похожее на отвращение ко всему, отличному от земного естества, шевельнулось в его душе.

Но Бирбала слегка коснулась его пальцев, будто обволокла волной своего обаяния.

— Конечно, дышу, — отозвалась она так беззаботно, что он с надеждой вскинул взгляд. — Я дышу кожей. Ты тоже дышишь кожей, но у землян это вспомогательный тип дыхания, а у нас основной, вот и все.

"Вот и все, — с облегчением повторил про себя Зенит, чувствуя, как вновь в его груди воскресает доверие. — Она такая же, как я. Как хорошо!"

— Я такая же, как ты, — сказала Бирбала, не разжимая губ и не произнося ни звука.

— Знаешь, — сказал он виновато, — мне было бы удобнее, приятнее даже, если б ты говорила всегда вслух.

Она неприметно вздохнула. То есть не так вздохнула, как земные женщины носом и грудью — ведь она в самом деле не дышала в нашем понимании этого слова, — но какое-то внутреннее движение тронуло ее черты.

— Я рада сделать тебе приятное, — медленно сказала она.

Как всегда, поначалу голос ее звучал принужденно, резковато, но к концу фразы стал мягким и теплым, будто зажженная восковая свечка, глубоко трогая и умиляя Зенита.

— Вот теперь ты такая, какой я хотел бы видеть тебя всегда!

— Я такая, какой ты хочешь меня видеть.

Облако еще не совсем покинуло ее, но простодушный поцелуй Зенита разгладил тень.

* * *

Прошло, наверное, очень много времени, пока Зенит однажды не увидел первый земной сон. Ему привиделся лес, который после снегопада стал черно-белым. На плоских еловых подносах лежали снежные пряники — их только что слепили в узорных формочках и выложили по ветвям. Сизые тени тянулись от стволов. Молодой снег излучал такую радость, что Зенит дышал и не мог надышаться.

Он проснулся с улыбкой, которая, однако, погасла, как луч, потому что из одного сна он вернулся в другой: яви не было. Плотный сумрак царил над Оррой. Ничто не изменялось здесь, разве что пузырчатые ложа опадали, как пустые меха, едва их покинешь. Бирбалы тоже не было. Он никогда не знал, куда она исчезает. Может быть, она всегда невидимо находилась поблизости. А может, у нее шла своя особая жизнь? Ведь орритяне должны были много работать, чтобы, подобно атлантам, поддерживать свой магнитный свод небес. Зенит ничего не знал об этом.