Диалог с лунным человеком

— Вот ваш людской род, — сказал, наконец, Главный. — Он рождается беспомощным, ничто из знаний предыдущего поколения не переходит к следующему, каждая особь должна самостоятельно пройти путь от нуля. Обучение скудно: лишь узкую отрасль может освоить каждый отдельный человек; во всем остальном он остается невеждой до конца дней. Период обучения чрезвычайно длителен; в то время, когда ум наиболее гибок, вы вынуждены питаться лишь чужими крохами. Так называемый активный период биологически таким уже не является, он зажат между затянувшимся повзрослением и ранней старостью. Ваша молодежь эгоистична, а старики алчны и недоброжелательны. Человеческий организм в целом настолько несовершенен, что мышечная ткань периодически требует отключения, так же как и часть мозговых клеток. Неустойчивость вашей психики выражается в сумбуре сновидений. Но и период бодрствования похож на бред — он полон необязательных пустых желаний. Вы готовы слепо следовать любой эмоции: злобе, кровожадности, агрессии. Ваши войны…

— Я не говорил вам о войнах! — прервал запальчиво Зенит.

Главный отвел его протест легким нетерпеливым жестом.

— Откуда вы это знаете? — продолжал настаивать Зенит. — Вы не могли сделать подобного заключения из моих слов. Я даже в мыслях этого не держал!

.— Мы посылали наблюдателей, — неохотно отозвался Главный. — Десятки земных лет подряд.

Зенит хлопнул себя по лбу.

— Так значит, это были ваши летающие тарелки? — вскричал он, осененный догадкой.

Трое орритян с интересом зафиксировали новый для них жест землянина. Главный пробормотал мимоходом:

— Сферические диски? О, они служили отвлекающим маневром. — Ему не хотелось задерживаться на пояснениях. — Итак, ваша цель — добиться бессмертия? Вы хотите длить и длить годы увядания, превратить свою планету в планету старцев?

— Конечно, нет! — Зенит даже засмеялся от возбуждения. Орритяне внезапно представились ему скопищем младенцев, на которых можно поглядывать свысока. — Бессмертие будет даровано людям в самом цветущем возрасте. По-земному это между тридцатью и сорока пятью годами. Когда человек уже все знает и еще все может.

Его явственно обдало током иронии.

— Возраст ложно направленной энергии, безумного честолюбия, неудовлетворенности и разочарований, которые постоянно обуревают человеческую душу, — именно этот возраст вы хотите сделать единственным на планете?! Ибо тогда-то и становится очевидным, что юношеские мечты неисполнимы, а зрелая трезвость еще не овладела разумом. Но ведь этот возраст хорош только тем, что скоро проходит!

Они долго молчали. Если только то, что Зенит считал молчанием, действительно было им! Орритяне могли в это время напряженно общаться между собой, а он ничего не слышал.

— Как вы узнали, где я опустился? — спросил Зенит. — Вы так быстро нашли меня. И почему вы пропустили капсулу?

— Это очень просто, — рассеянно пробормотал Главный. — Ракета пробила купол нашей атмосферы, в течение земного часа оставалась рваная дыра в открытый космос. В нее и проскочила капсула. Но когда уменьшилась электрическая плотность, мы блокировали чужеродное тело.

— Приборы не обнаружили никакой ионосферы на этом расстоянии, — оказал Зенит.

Ему показалось, что утерянное равновесие можно вернуть, если перевести разговор на технику: инженер всегда поймет инженера.

— В ракете слабые приборы. Да и какие это приборы! Стекло, железо…

— А у вас другие? — Зенит был уязвлен. — Интересно было бы взглянуть.

Орритяне покачали головами — или сделали какое-то другое движение, близкое по смыслу, отметая никчемную просьбу. Но Зенит настаивал, больно переживая их высокомерие.

— Я ваш пленник, чего вам бояться? Покажите мне ваши установки. Люди кажутся вам несовершенными, но у них есть одно качество: они хотят знать как можно больше. К тому же у нас на Земле в старину существовал обычай: осужденному перед казнью разрешали высказать последнее желание. И желание это выполнялось.

Про себя Зенит восхищался собственным мужеством: жажда познания до последнего удара пульса. Идеал космолетчика.

Но Главный нахмурился (Зенит воспринял его внутреннее движение именно так).

— Ты не осужден. Орра не лишила безвинно жизни еще ни одно существо.

— Тогда как же вы думаете поступить со мной? — И снова мысленно похвалил себя: так, без громких фраз, он дал понять, что его не удастся ни к чему принудить.

— Зачем же принуждать, — возразил Главный. — Возможно, ты поймешь сам…

— Что? — перебил Зенит. — Что я должен понять? Вы нас ненавидите? Боитесь? Почему?

* * *

— Но почему вы нас боитесь? — в нетерпении повторял Зенит. — Разве мы чем-нибудь выразили свою враждебность к другим живым существам? ("А вдруг они знают нашу историю? — подумал он, похолодев. — Китобойные флотилии, облавы на слонов, убийства дельфинов… Но нет, если они так проницательны, то должны понять, что дело не в злой воле человечества. Каждый раз люди подпадали под власть заблуждения. Это совсем не то, что творить ведая".) Так почему вы нас боитесь? — повторил он уже менее уверенно.

Те пожали плечами. Это был другой жест, но Зенит расшифровал его именно так.