Диалог с лунным человеком

Он увидел пепельно-синюю мочажину под подошвами, плотную, шевелящуюся, как ноздреватое тесто, а дальше внезапные пики кристаллов, нервно направленные остриями к звездам. Они были похожи на темные каменные стелы, выточенные людьми или природой. Луч прочертил по ним огненные знаки и снова вернулся к ноздреватому болоту: оно дышало и двигалось.

"Похоже, что я завяз", — подумал Зенит, подавляя ужас. Он резко обернулся и скользнул лучом по капсуле: так и есть! Основание ее всасывалось на глазах. Зенит с усилием сделал один неверный шаг, споткнулся обо что-то невидимое и упал.

"Я умираю, — пронеслось в меркнущем сознании. — Конец полету — и ничего не узнал. Как жалко!"

Но с его телом продолжало что-то происходить. Его приподняли. Под него подсунули нечто твердое и узкое и, как на салазках, поволокли.

На секунду он разомкнул веки, увидел успокоительные звезды, сонм ярких, трепещущих, несомненно существующих миров, и, спасаясь от обморока, крикнул (или прошептал?):

— Кто здесь? Здесь кто-нибудь есть?

— Здесь есть, — ответили ему.

Он не мог понять — было ли это голосом или слова просто родились в его сознании? Веки сомкнулись.

Когда он очнулся, то увидел, что лежит навзничь и над ним горят уже не звезды, а другие, более мелкие и теплые огни, рассеянные по высокому своду, который, однако, имеет конец и не может быть поэтому небом.

Опять его охватил животный страх перед непонятным, как маленькое ракообразное, привыкшее жить в полосе прибоя и вдруг очутившееся посреди пустынь… Когда человек отрывается от Земли, дело не столько в новизне, представшей его взору, сколько в том, за какое время он успевает вобрать эту новизну в себя, ассимилировать ее и, следовательно, какие ощущения и мысли возникнут у него тогда?

"Если дать захлестнуть себя бесконтрольным чувствам, — подумал Зенит, — я потеряю внутренний компас и тогда наверняка погибну. Нет, надо оставаться самим собой. Быть равнодушным ко всему. Впечатления должны лишь скользить по моей мозговой коре, а чему я дам доступ внутрь, это уж мое дело!"

Заключив такой странный договор с самим собой, Зенит проснулся окончательно и, приподнявшись на локте, осмотрелся.

Сумрак казался более прозрачным и светлым, чем в момент приземления капсулы, возможно, это было закрытое помещение. Он предположил так по спокойствию окружающего воздуха, а также потому, что надо же было что-нибудь предположить! Пещера? Праздничный зал? Тюремная камера? Гостиница?

Мелкие огни по своду едва ли служили светильниками: слишком тусклы, нерационально. "А если это решето? — снова прорвалась глупая смятенная мысль. — Обыкновенное решето, которым накрыли до поры до времени козявку, то есть меня? И сказка о Гулливере существует на самом деле здесь, в космосе? Прекратить! — прикрикнул сам на себя. — Гулливер был изрядным плутом и не дал бы застать себя врасплох".

Эта пустяковая мысль вернула ему самообладание. Зенит был молодым и, в общем, тщеславным человеком. Многие его поступки вертелись вокруг стержня самоутверждения. Более зрелый уравновешенный мужчина, — например, командир Янтарь или электронобиолог Снег, — возможно, подходил бы ко всему с иными мерками. Но бывает, что дерзость и неведение выигрывают там, где пасует опыт. Недаром легче всего к новизне привыкают дети: они легко переходят от предмета к предмету, ни на чем не задерживаясь, но словно впитывая их в себя.

Оставив до времени без разгадки слабо светящийся свод, Зенит принялся ощупывать свое ложе. Более всего оно походило на мыльный пузырь, наполненный теплым воздухом. Он надавил пальцем, потом кулаком — пленка оказалась эластичной, упругой, нервущейся. Он приподнялся, опустил ноги, нащупал твердое, поводил подошвой, выпрямился и, сделав шаг, радостно ощутил возвратившуюся бодрость мышц. Ради осторожности он не отдалился более чем на два шага, только протянул руку — и тотчас наткнулся на что-то невидимое, но, как ему показалось, шевелящееся.

С его губ сорвался крик невольного испуга. Одним прыжком Зенит отскочил назад, где было его ложе — единственно знакомое и безопасное местечко под этим тусклым куполом.

Но ложа не было. Оно исчезло.

— Спокойно, — вслух произнес Зенит, чувствуя, как по вискам потек холодный пот. — Пощупаю еще и найду. Просто здесь темно. Шаг вперед, шаг назад. Шаг влево и вправо.

Он производил свои манипуляции уже со сдержанной яростью, пытаясь унять дрожь в коленях.

— Дурацкая система, ни капли света, — бормотал он с вызовом. — Ага. Уже нечто.

Он опустился на корточки и нащупал груду сухих пленок. Они были еще теплыми.

— Похоже, что из моей постели выпустили воздух. Лежание по графику! Не очень гостеприимно.

Пустые пленки под его руками стали вновь пухнуть и наполняться теплым газом, пока не возникло что-то похожее па мягкий пень. Зенит поспешно сел на него. И в ту же секунду вокруг началась световая фантасмагория. В полутьме возникали блики разной яркости. Одни были дрожаще-синими, другие — черно-фиолетовыми, третьи — розовыми.

Сам не зная, почему, Зенит вслух называл цвета. Когда гасло, он кричал:

— Не вижу! — и топал ногами от нетерпения.