Девочка со спичками

– Вы сами себя загнали в угол. У вас больше нет никаких аргументов против меня. Теперь вы можете вывести меня на чистую воду, только если посадите в тюрьму. Так сделайте это уже, наконец. И завершите «Капсулу» так быстро, как захотите, – но без меня. Потому что даже под угрозой смерти я не буду работать на вас в таких условиях. Прошу, снимите слежку с меня и сотрудников. Уберите камеры. Просто оставьте нас в покое.

– Как вы дожили до своего возраста с таким характером? – нехотя прорезался «Федор Михайлович». – Как вы вообще построили компанию и не развалили ее к чертям на самом старте? Вы же абсолютно не умеете договариваться.

– Я просто отношусь к людям по-человечески. А не считаю их тупым мясом, которое помогает мне достигать целей.

– М-м-м, так вы из страны пони и радуг? А вы знали, что иногда – и довольно часто – нужно делать то, что не нравится, то, чего не хочется, во имя общего дела – и получать результат?

– Да уж. В этом искусстве вы весьма преуспели. И счастливы, да?

Соколов в этот момент смотрел на нее, сидя на полу своей ванной в Башне, в окружении «Девочек со спичками». Он уставился воспаленными глазами в гигантскую проекцию Научного центра и той единственной темной улицы, на которой погасил свет – и где сейчас вопросительно замерла игрушечная фигурка Киры. Президент силился рассмотреть выражение ее лица и понять, всерьез ли она говорит, – только чтобы не отвечать самому себе на этот вопрос.

– Так вы счастливы, Игорь Александрович? – повторила Кира.

Лес низко и тоскливо шумел. Струи дождя забирались девушке под воротник, заставляя ее зябко ежиться. Она все стояла на месте, ожидая ответа, хотя точно знала, что он ни за что на свете не скажет ей правду.

– Хорошо, – сказал «Федор Михайлович» после длинной паузы изменившимся голосом. – Я сделаю, как вы просите. Я уберу большую часть камер в центре и сниму с вас слежку. И с сотрудников тоже. Но вы в ответ должны оказать мне две услуги.

– Какие?

– Первое – вы заберете у Стрелковского назад свою долю.

Кира задумалась:

– Хорошо. А вторая?

«Федор Михайлович» усмехнулся:

– Перестаньте уже ходить на каблуках. Я больше не могу на это смотреть.

– Вот как? А как же дресс-код?

– Хорошего вечера.

Фонари снова зажглись – мгновенно. Лужи под Кириными ногами вдруг вспыхнули от полос серебристого света, и она испуганно обернулась. Ее машина бесшумно подъехала к ней сзади и открылась.

* * *

На следующее утро «пауки» сняли значительную часть камер в научном центре. Дроны, следившие за сотрудниками, бесследно исчезли, и Кира даже сорвала аплодисменты от коллег, когда вошла в лабораторию.

Несколько человек все же настояли на своем увольнении, но большинство приняли разумное решение остаться.

«Кира, Кира, Кира!» – коллеги окликали ее теперь так часто, что это имя стало казаться ей чужим. Она бродила по коридорам, и всюду ей были рады, и хотели пожимать ей руку, болтать с ней, делиться новостями и обсуждать какие-то совершеннейшие мелочи. Все снова расслабились, стали опаздывать и не делать отчетов, и только Мечникова упрямо продолжала ходить на каблуках.

Стрелковский так и не подписал оставленный ею документ – и поэтому «Капсула» все еще принадлежала им обоим.

Кира стояла на стуле в своем кабинете, пытаясь прикрепить на место черно-белый плакат, и украдкой наблюдала, как гибкий сильный человек в маске и черном комбинезоне буквально липнет к стене, вытаскивая еле заметные пуговки камер из стыков стен и потолка.

На спине у него был напечатан белый глаз со зрачком, внутри которого значилось только одно слово: «ОКО».

Орфей

Луна светила плотно и широко, окутывая серебристым капроном россыпи желтых огоньков: они вились по кромке темно-фиолетового шатра, разбитого прямо на поле для гольфа.

«Ну юбилей же, давайте сделаем красиво!» – причитала новенькая стажерка, когда крепила фонарики накануне днем, опасно покачиваясь на стуле. Ей пока не платили денег за работу в «Капсуле», но это лишь усиливало ее стремление улучшать все вокруг.

Под крыльями шатра уже с четырех часов пополудни начал кучковаться народ: сотрудники «Капсулы» выходили туда то под предлогом «покурить», то якобы помочь с декором, но ближе к семи никто уже не пытался выдумывать причин – все просто начали разливать шампанское, громко болтать и смеяться.

– Кирочка, бери бутербродик! – Маслянистые глаза Давида Борисовича светились от гордости за себя, свое шестидесятипятилетие и то изысканное общество, которое он тут собрал.

Кира нехотя протянула руку: икринки на бутерброде блестели так же маслено, как глаза ее бывшего научника. Почему-то стало подташнивать.

– Вы и его тоже пригласили? – Кира казалась беззаботной, но Стрелковский сразу понял, о ком она, и попытался ответить так, чтобы снова с ней не поссориться:

– Ну, ты же знаешь, он никогда не спрашивает разрешения. Алена, конечно, выслала приглашение, это этикет, но я уверен, ему не до того. Так что расслабься и поешь. Вина?