Спустя две недели половина сотрудников «Капсулы» подали заявления на увольнение. У Киры не поднималась рука их верифицировать – она понимала, что такой научный состав будет собирать заново примерно год и это катастрофа для «Капсулы». Причины для ухода в заявлениях озвучивались расплывчатые и надуманные – но все понимали, что проблема в круглосуточной слежке буквально за каждым человеком, который работает в центре.
Соколов не появлялся, и было непонятно, чего он всем этим хочет добиться.
Каждый день они получали все новые и новые обезличенные распоряжения, ограничения и сроки от «совета директоров», в который – она едко усмехалась при мысли об этом – входили сам Соколов под именем Федора Михайловича Д. и горстка подставных лиц, которые совсем не имели отношения ни к проекту, ни к науке.
Еще через несколько дней, когда к ней пришел их лид-программист и потребовал немедленно его уволить, Кира спокойно попросила его подождать неделю: все, мол, разрешится.
Что именно и как разрешится, Мечникова не знала, поэтому врала напропалую, обещая сотрудникам то, чего физически не могла им дать: утерянное чувство безопасности. Да что говорить – она сама его утратила, вернувшись через пару дней после допроса в свою квартиру. Все вещи там были идеально чистыми и стояли на своих местах – но именно это и вселяло в нее ужас.
Вещи буквально блестели – и это было не ее рук дело. Очевидно, что квартиру зачистили после обыска, и эта маниакальная правильность пугала куда больше, чем хаос, который обычно оставляли после себя спецслужбы.
Кира вставала на стулья, высматривая в углах квартиры камеры, – но ничего не было видно. Однако девушка чувствовала, что камеры есть, просто она не может понять, под какие предметы они замаскированы.
Ее квартира тоже больше не была безопасной.
По дороге на работу и с работы Мечникову теперь сопровождали два маленьких полупрозрачных дрона, которые почти сливались с загазованным городским воздухом. Кира пыталась уворачиваться от них, но не помогало даже то, что она стала ездить на метро. Они ловко спускались туда вслед за ней и исправно находили ее, даже если ей ненадолго удавалось от них улизнуть.
Стрелковский то и дело пытался вызвать ее на разговор, но Кира просто закрылась, торопливо огибая в коридорах каждого встречного и улыбаясь слишком любезно – потому что сказать ей было просто нечего.
Она подолгу торчала у камер в коридорах центра, глядя в них в упор, держала перед ними листы бумаги с надписями «Хватит!», «Мы не можем работать!», просто кричала, махала руками – все без толку.
Соколов не приходил, а распоряжения и заявления от сотрудников продолжали прилетать.
От отчаяния Кира даже стала носить туфли с каблуками, которые так и валялись у нее под столом с момента покупки. Бежевые с ярко-красной подошвой туфли были кричаще пошлыми, страшно неудобными, она постоянно поскальзывалась, когда заходила в лабораторный блок, набросив на плечи белый халат, – но это было хоть какое-то подобие дресс-кода, который от них требовал «совет директоров».
В какой-то из дней хмурая Кира в одиночестве сидела в столовой НИИ и уныло ковыряла ложкой химическое клубничное желе, выданное автоматом. Она сняла с руки часы и бросила их на стол, потому что не хотела больше ничего знать о требованиях и сроках, которые подгоняли их с каждым днем все сильнее, превращая «Капсулу» в обычный проект-пустышку – к тому же опасную для тех, кто в нее ложится.
– Кирочка, привет. Только не кричи и выслушай меня. – Стрелковский устроился напротив и аккуратно опустил чашку с чаем на блюдце.
– Ну чего еще он хочет?! – простонала девушка, но лицо Давида Борисовича было слишком серьезным.
– В общем, он хочет пром-образец. Ну, и законодательство, соответственно, под него подогнать. Через месяц.
– Что-о-о?! – Глаза Киры буквально полезли на лоб. – Он сумасшедший? Конечно, нет! «Капсула» не готова к масштабированию! Она
– Кирочка, милая… послушай меня. Это не просьба. Они вынуждают нас. Под угрозой перекрытия финансирования.
Мечникова вскочила и свирепо зарычала:
– Я. Так. И. Знала. Я знала! Я вам говорила в самом начале, вы помните? Вы это помните? Я вас умоляла не связываться с госами… я просила… Вы меня не послушали.
– Это общая ответственность, так что разгребать будем вместе.
– Не будем.
Вечером того же дня Кира, которая о чем-то все же договорилась со Стрелковским, тихо поставила два отпечатка пальца на пластиковом документе в кабинете на третьем этаже, потом спустилась в лабораторию, сорвала со стены плакат с надписью «Wake up, Neo…», скрутила его в трубочку, сжала под мышкой и вызвала лифт: снова подниматься по лестнице в бежевых колодках не было сил.
– Кира, зачем вы это сделали? – ожила вдруг камера за ее спиной.
Она обернулась.
Напротив стоял цифровой «Федор Михайлович». Встроенный проектор камеры тихонько жужжал.
Мечникова не удостоила его ни единым словом и на дрожащих от усталости ногах вошла в лифт – и двери закрылись.
– Кира, остановитесь! – настойчиво повторили динамики в лифте.