Соколов дотронулся пальцем до мака с перекрученной несколько раз вокруг своей оси колючей «шеей» и легонько сжал ее.
– Много… объектов? – он с нажимом произнес последнее слово.
Наушники помолчали, словно что-то жуя.
– Около десяти тысяч.
Соколов вдавил ноготь в зеленую кожу мака, ему на руку брызнул сок.
– Игорь Александрович, все запроектируем. Объекты тоже в режиме сохранения. По максимуму.
Макс глубоко дышала, чувствуя пряные, сбивающие с ног ароматы цветов и глядя зачем-то на свои кроссовки. Они стояли очень ровно на узорчатой плитке оранжереи. Черные замшевые кроссовки с тусклыми золотистыми галочками по бокам.
– Точно никто не… То есть боевой режим – только в одном здании? По схеме, о которой мы договорились неделю назад?
– Да, не беспокойтесь. Все сделаем в лучшем виде. Утверждаете?
«Не верю я тебе, Петренко. Ты – человек Крайнова. На людей тебе плевать».
– Я смогу все отменить, если что-то пойдет не так? В боевой режим без моего звонка не идем. Только мой звонок. Не Крайнова. Мой. Вы меня поняли?
Голос снова что-то пожевал.
– Безусловно. Так вы утверждаете?
Соколов помолчал.
– Утверждаю.
Петренко отключился.
Игорь поплелся обратно в кабинет, упал в кресло, покрутился в нем.
Руки окаменели, и он минут пять не мог разжать кулаки.
Когда Соколов все-таки раскрыл ладони, то увидел на одной из них оторванную и смятую огненно-оранжевую головку мака.
Вторая ладонь горела как ошпаренная от цепких волосинок со стебля. Они врезались в кожу – и как будто навсегда сделались ее частью.
Желто-рыжие, медные и бордовые листья кленов разлеглись в лужах; дождь спешно перебирал их ледяными пальцами, от которых расходились круги и исчезали в сером октябрьском небытие.
– Да, да, просто заключайте по 343-ФЗ! Господаров пусть разбирается, мне надоело в это вникать. Все, давай. У меня звонок важный в параллель.
Он дотронулся до наушника, и наступила тишина. Соколов неуклюже зажимал под мышкой ручку черного зонта, вторая сторона головы и ухо мокли под дождем.
«Десять ноль-ноль. Ты должен быть на связи в десять ноль-ноль».
Перед Игорем блестела особенно огромная лужа – прямо у порога черного правительственного «мерседеса» с синей мигалкой, который ему полагался как гендиректору «ОКО». Двое телохранителей незаметными тенями следовали за ним, тихие и профессиональные: после стрельбы в Скорпиона на крыше Соколов опасался выходить на улицу один.
Игорь в тонких летних туфлях аккуратно обошел лужу и ругнулся: на брючинах серого костюма, как на старом полароидном снимке, стали проявляться капли. Он все не мог свыкнуться с мыслью, что на дворе октябрь, что он ничего не успел толком за этот сумасшедший год, что время до выборов упущено – и в глубине души вздохнул с облегчением: не быть ему президентом, ну и ладно.
Игорь нервно смахнул сообщение на часах.
Нырнул в «мерседес», стряхнул воду с зонта, бросил его на заднее сиденье, уселся впереди, натянул очки.
– Поехали!
Водителя. который контролировал автопилот – молчаливого, старомодного дядьку лет шестидесяти – звали Самуилом. Игорь прекрасно помнил имена всех своих водителей – еще бы, по двенадцать часов рядом с ними проводил, как тут не запомнить?
В очках замелькала видеозапись какого-то собрания – но на самом деле Соколов не смотрел, так, просто притворялся, потому что не спал всю ночь от волнения. В шесть утра он выпил залпом двойной эспрессо, и теперь мозг не собирался в единое целое, лишь бесконечно заставлял руки перебирать все новые и новые записи – только вот идеальной, чтобы скрасить ужас последних суток, все не попадалось.
В салоне тонко и прерывисто запищало.
Самуил, наученный не встревать в дела босса, лишь коротко глянул на Соколова: тот не пристегнул ремень.
Они двинулись вдоль Садового к Кремлю, расчищая себе дорогу низкими гудками, как полицейские машины, играя в шашечки с окружающими автомобилями, – Игорю это не нравилось, но он предпочитал приехать раньше назначенного времени, чем потом корить себя за опоздание. На мосту рядом с Кремлем работала спецсвязь, и они могли переговариваться по закрытым каналам.
Часы ткнули Соколова сообщением:
Дождь зачастил, ветер на скорости размазывал капли по лобовому стеклу.
«Ты ничего не будешь делать. Это всего лишь звонок».
Они медленно плыли по городу, приближаясь к точке назначения, Самуил держался в правом ряду, пока сюоку от них не замаячили красные кирпичи Кремля.
Соколов еще плотнее натянул очки на переносицу.
«Десять ноль-ноль – ученики в школе. Десять тридцать – захват. Одиннадцать ноль-ноль – эвакуация. Одиннадцать тридцать…» Игорь судорожно прогонял в голове последовательность действий, которые они с Петренко обсуждали своим эзоповым языком столько раз, что его уже подташнивало.
Но он не мог произнести слово «взрыв» – даже про себя, даже мысленно.