Девочка со спичками

* * *

– Внимание, смерть проводника. Красный уровень готовности.

Несколько индикаторов на панели контроля загорелись.

– Где Кира?

Медбрат в зеленом костюме и медицинской маске пожимает плечами из-за прозрачной стены кабины координатора:

– Не знаю, только что здесь была.

– Выводите объект из искусственного сна.

– Нужно дождаться смерти проекции. Она самоуничтожится через… три, две, одна… – Медбрат загибает пальцы на поднятой руке. – Смерть проекции.

– Кушетку, быстро! – командует Стрелковский сквозь оглушительный писк приборов.

Люди в черных костюмах и свитерах заметно напрягаются, но Рекрутов строго смотрит на них, и они отступают.

Два сильных медбрата одним движением перебрасывают худое тело Соколова на кушетку с колесами. Трубки и провода тянутся за ним, как паутина.

– Термофибрин, – голос Стрелковского бесстрастен.

Медсестра в свете ламп хладнокровно растягивает пальцами бледную, с дорожками вен, кожу на сгибе локтя Игоря и точным движением всаживает в нее

блестящую иглу. Несколько секунд все напряженно следят, как лекарство из капельницы медленно перетекает в руку президента.

И когда глаза Соколова наконец открываются, он судорожно сжимает края кушетки и выдыхает всего два слова:

– Найдите Макс.

Школа

17590ts|

Висящий в воздухе курсор замер в мертвом свете больничной палаты при научном центре.

Соколов уже часа два не мог собраться с духом и отправить сообщение на номер, который он когда-то, еще в начале своей политической карьеры, выучил наизусть. Это был человек, точнее, группа людей, которых он про себя называл серыми кардиналами. Крайнов тоже входил в их число, но об этом предпочитал лишний раз не заговаривать: Соколов смутно чувствовал, что Михаил Витольдович будто побаивается других «кардиналов», но проверять это совсем не хотелось.

За молчаливое согласие с президентской политикой этим людям полагались преференции – такие огромные, что о них не принято было говорить вслух. Все лишь туманно подразумевалось – и тут же с поразительной, нечеловеческой скоростью исполнялось почти без участия Соколова. Никто из окружения не задавал лишних вопросов, система работала, чудовище дремало, и все были довольны.

Соколов никогда не встречался с «кардиналами» – они лишь изредка обменивались кодами, которые для каждого случая были свои. Он знал их все до единого. И сейчас хотел отправить тот, что означал снятие с него наблюдения на двадцать четыре часа.

Игорь применял этот код лишь однажды, весной 2058 года, когда через сутки после того, как он перерезал ленточку на открытии Нового Катуньского моста, одна из секций этого самого моста обрушилась в воду – и утащила вслед за собой автобус с туристами.

Волна тогда поднялась страшная: первые несколько часов Игорь еще пытался читать комментарии и даже отвечать на них под вымышленными именами (зачем, зачем?!), а потом Рома выпустил ботов – и настоящий Соколов замер, ненужный и неуместный в этой лавине.

Тогда он впервые провалился в яму – в ничто, в беспамятство – и очнулся только наутро, на полу своей ванной, с головой, пылающей от мигрени, с дырой в груди и полным отсутствием мыслей. Во сне Игорь почему-то прижимал к груди раздавленный стеклянный стакан из-под виски, и только невесть откуда взявшийся на нем толстый свитер шоколадного цвета не позволил ему изранить себя.

Это была его первая большая катастрофа на президентском посту, первый скандал, в котором Соколова растащили на монтажи и мемы буквально все. Его препарировали, как лягушку, развернули, как конфетный фантик – а внутри не оказалось ничего, – и с тех пор Игорь уже не мог отделаться от ощущения, что больше не владеет своим телом и словами, которые говорит, – только плывет днями и ночами в каком-то тусклом киселе из отрепетированных речей на камеры.

Именно тогда Соколов вспомнил про код. Он набрал его, лежа на полу – и «кардиналы» ответили ему спустя три минуты сорок пять секунд.

Это было пустое сообщение – и оно означало «да».

С этого момента Соколов мог целых двадцать четыре часа находиться в AR-маске под чужим именем, совершать покупки, ходить на свидания и встречи, передвигаться без камер или просто спать – словом, делать все, что обычным людям давалось по умолчанию, а для президента было заоблачной роскошью. Он уже тогда стримил всю свою жизнь на камеры и за два года приучил зрителей к этому настолько, что исчезнуть без объяснений не мог.

Тогда, в 2058-м, вместо того чтобы отоспаться после алкогольно-наркотической комы, он надел самое дешевое серое пальто, кроссовки, перчатки, AR-маску и вылетел на место катастрофы прайвет-джетом, в котором не было никого, кроме хмурого пилота.

После перелета Игорь несколько часов трясся по ухабам по дороге в поселок, примостившись на заднем сиденье такси, и в сумерках сверялся с картой в очках: он уже давно никуда не ездил сам.