Девочка со спичками

За распахнутыми окнами особняка шумели в сумерках деревья, покрытые мелкой юной листвой. Одуряюще пахло жасмином. Игристым. Духами каких-то уважаемых мужчин и женщин.

«Два стола перед тобой, тебе мало? Один с бокалами, другой с шоколадным фонтаном. Вот и смотри на них».

Макс в теле Соколова порывалась осесть на пол, и только изогнутая и перекрученная в нескольких плоскостях, как параллельные измерения, барная стойка из углепластика помогала ей устоять.

«Ноги не держат. Сесть? Но куда? Тут куча камер. Ебаное „ОКО“. Ебаные грибы. Ты же сказал, что не будешь больше. Зачем ты это сделал? Теперь они знают. Они все за тобой следят».

– Игорь Александрович, здравия желаю, Петренко.

Юркий тип – тощий, похожий на мелкого коммерсанта или хорька, – тряс ему руку.

«Блядь. Где лицо? Где его лицо?»

Лица у хорька не было – точнее, оно медленно стекало по вороту его рубашки в разрез дорогого пиджака.

«Не ори. Тише. Просто поздоровайся».

Тело послушно улыбнулось, что-то сказало – слух не улавливал, что.

Кто-то еще подошел, дотронулся до плеча: пожилой плотный вояка, пахнет дорогими сигаретами.

Соколов пошел за военным в какую-то белую светящуюся комнату.

«Как пусто. Зеркальные озера. Как красиво».

Щелкнул замок.

– А ну-ка, сынок, давай. В руки себя возьми. Петренко в этих делах бывалый человек, опытный. Все как надо организует. Ты просто тихо посиди, покивай. Сделай вид, что понимаешь. Что ж ты набрался так, а?

Зашумела вода.

«Холодно. Зачем он трогает мое лицо? Он меня умывает? Я не набрался, Крайнов. Это грибы. Это другое. Ты ничего не понимаешь».

– Я… не хочу этого делать, – замотал головой Соколов. Вода стекала по его лицу.

– Ну, ты прям идиот из палаты мер и весов, как у Достоевского. Тоже мне, совесть нации. Ты хоть себя-то не обманывай. Все хотят того, что досталось тебе. Такой шанс раз в жизни выпадает. Неужели просрешь? Игорь, мы почти дожали. Осталась камеризация. Нам нужна школа. Соберись давай!

Молчание.

– Так, я понял. Посмотри на меня.

Глаза Игоря скользили, не задерживаясь, по лицу Крайнова.

– Чего ты боишься?

«Смерти».

– Да брось, ты серьезно? Ты что, думаешь, тебе их призраки будут во снах являться? Нет там ничего. Одни черви – а они не опасные. Не опаснее муниципальных депутатов. – Крайнов жизнерадостно хохотнул.

«Мысли читает, черт».

Язык не слушался.

«Говори с ним. Не молчи. Скажи, что ты думаешь на самом деле. Хватит молчать, ублюдок».

– Я… не буду этого делать.

Крайнов маслено заулыбался:

– Слушай, если вы с Петренко придумаете, как все обставить без жертв, я тебя только поддержу. Но эффект будет не тот. Запомни, не мне нужна эта школа, а тебе. Иначе ничего не выйдет. Тебя сольют в первом туре. Ты технократ, а нам нужны голоса регионов, голоса консерваторов. Троицк-N – это регион. И там, конечно, дети. Хорошие. Послушные. Спокойные дети консерваторов. А еще и москвичей-технократов туда подмешаем – представь себе, а? Каково? Олимпиадники, лучшие дети России. И вдруг – все. Нет их. Ангелы они теперь. Трагедия. Это ж символ, чтобы р-раз, и расколотую надвое страну объединить. За что они погибнут, как думаешь?

«Не смотри на него. Не смотри».

– Конечно, за то, чтобы впредь такого не случалось. Чтобы в каждой школе, в каждом офисе сраном, в каждом дворе – да по соточке камер. Или по двести. А кто не за безопасность, а? Мы ж все за безопасность. И ты. И я. И Петренко. И троицкие консерваторы. За стабильность. За предсказуемость. Дети – цветы жизни. Ради них на многое можно пойти, ага? Эффект будет – закачаешься. Ты меня понял, сынок? Кивни, если да.

Лето

«Правее».

«Еще».

«Ну».

– Игорь Александрович, Петренко с закрытой линии.

– Кристин, я занят.

Соколов сидел в AR-очках в круглом оливковом кабинете и что-то быстро набирал на виртуальной клавиатуре. Иногда он отвлекался и бросал в противоположную стену огненные дротики – там висела виртуальная мишень.

«Левее теперь».

Перед ним на огромном вогнутом экране раз в несколько секунд сменялись полотна текста, какие-то схемы, договоры, проекты и сметы.

– Это по поводу 34-TN-59, Игорь Александрович.

– Я в курсе.

«Здравия желаю. Переговорить надо. П.», – ткнули сообщением часы.

Соколов закатил глаза, смахнул экран с документами. Зажал колесико часов:

– Слушаю.

Откатился на стуле, встал, включил в наушниках режим звукоизоляции и вышел на балкон, в оранжерею, забитую пышно цветущими пионами и изогнутыми маками неправильной природной формы. Вдохнул запахи, посмотрел в панорамные окна. Там шевелилось тело мегаполиса, усыпанное точками сонных, только что вспыхнувших фонарей.

Нежно-лиловое небо, перемигиваются линии городских электричек, реки желтых и красных габаритных огней на дорогах.

– Игорь Александрович, двенадцать всего, Москва, Подмосковье. Планы помещений вам сбросил, вы просили показать, но у нас все под контролем.

«Блядь, как двенадцать?! Мы же договаривались на одну».

– Вы там совсем уже, что ли?

– Эффекта не будет от одной. Остальные для массовости нужны. Одиннадцать в режиме сохранения. Одну в боевом режиме. Утверждаете?