Макс еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Он говорил несвязно, как ребенок. Это забавляло – наблюдать, как Соколов барахтается в собственном прошлом и строит предположения. Она чувствовала себя в безопасности: «Капсула» никогда не позволила бы президенту вспомнить, кто он. Это было базовое правило серфинга, иначе сон мгновенно разрушался. Аппарат ювелирно точными импульсами блокировал те зоны мозга, которые отвечали за самосознание и факты биографии, и поэтому Соколов был чистым листом, телом с будто бы переустановленной, свежей операционной системой. И порой тестировщики без всего того наносного, чем награждала их жизнь, представали в «Капсуле» ментальными подростками или даже детьми.
Соколову из «Капсулы» психологически едва ли исполнилось семнадцать – настолько беспомощным и растерянным он казался Макс.
«Ровно столько ему было, когда он получил уголовку и родители от него отреклись», – некстати вспомнила она.
– О’кей… Как туда попасть? Мы скоро доедем до Границы. У тебя есть виза?
Игорь покачал головой:
– Не уверен. Не помню. А у тебя?
Визы у Макс, конечно же, не было – но проводники и нужны как раз для таких деликатных дел.
Она могла вмешиваться в молодой сон – например, взламывать замки или менять номера машин, ровно так она поступила с Geely, – но очень ограниченно и далеко не в любой ситуации, иначе тестировщик начинал беспокоиться и что-то подозревать, сон тускнел, мельчал и не хотел углубляться – мозг включал дополнительные режимы защиты.
А ей непременно нужно было попасть глубже – как можно глубже.
– У меня есть хелперская верительная, могу брать кого хочу.
– Кого хочешь – значит, даже беспамятного террориста с бомбой на груди?
Макс рассмеялась:
– Не знала, что у тебя есть чувство юмора. Ты прав, придется попотеть, но Границу мы пересечем. – Она вытащила из рюкзака ошейники AR-масок телесного цвета. – Они с антипеленгом, нам их специально выдают, чтобы камеры не триггерились на местах пожаров и стихийных бедствий. – Макс врала напропалую, потирая запястье, «Капсула» тщательно замыливала сознание Соколова, и он только кивал и хмурился, не в силах включить критическое мышление. – А вот чтобы попасть в Башню, скорее всего, понадобится куда более серьезная маскировка. Это что-то вроде закрытого бизнес-центра? Ты на сто процентов уверен, что пароль там? Ошибки быть не может?
– Я… так думаю. Больше ему быть негде.
– Хорошо. Тогда поехали. Я или ты?
– Я.
Макс приподняла бровь.
– Ну-ка… – Она вытащила из рюкзака тонкий медицинский фонарик и, взяв Соколова за разбитый подбородок, посветила ему в оба глаза. Макс уже пожалела, что на эмоциях так сильно испортила ему лицо.
– Ты врач?.. – спросил он, не вырываясь и не переча, будто давно привык к подобному обращению. И не удивительно – это было стандартное действие, которое она совершала с Соколовым каждый раз, когда он ложился в прелоадинг, – техника безопасности, параграф сто шестьдесят первый, подпункт третий инструкции по эксплуатации «Капсулы», «Проверка зрачков и базовых реакций».
– Да,
Она намеренно вбросила триггер, и Соколов тут же просел под ее пальцами, потерял ориентацию, глаза панически забегали, словно в попытке что-то вспомнить, но это было бесполезно.
– Что… ты сказала?
– Я? Ничего. Проверяю твои реакции. Не хочу, чтобы ты угробил нас за рулем.
Макс водила по коже Соколова другой стороной фонарика, которая светилась зеленым, и царапины на глазах тускнели и заживали.
Он тяжело задышал под ее руками.
Он все помнил.
Просто не помнил главного.
– Тебе нужен плотный грим, побриться и другая одежда. Туда, куда мы собираемся, тебя в таком виде не пустят. И тачку надо помыть. Поехали.
Он опустил голову.
– Что? – устало спросила Макс.
– Ты можешь больше не тыкать в меня пушкой? Пожалуйста! Я не сбегу. Мне все равно некуда бежать.
Она помолчала, что-то прикидывая в уме.
– Хорошо. Тогда давай договоримся. С этого момента мы – партнеры, по крайней мере до тех пор, пока не найдем пароль. Ты ведешь себя примерно. А я обещаю больше тебя не мучить. Идет?
Он поспешно кивнул, глаза светились благодарностью.
«Вот дурачок», – с легкой грустью подумала Макс.
Она вовсе не собиралась сдерживать обещание.
Светящиеся громады стекла и бетона, витые, ребристые и острые, как мечи, торчали из мокрого асфальта. Деловой центр Москвы никогда не казался Макс дружелюбным, но сейчас, во сне Соколова, он выглядел еще более чужеродным, как фотореалистичный рендер, улучшенная копия самого себя.
Они вышли из черного Geely, который блестел свежевымытыми боками, и остановились перед комплексом зданий – точнее, перед вытянутым на невообразимую высоту голубоватым силовым полем. Оно защищало небоскребы от дронов и тех, кого не знала в лицо система, управлявшая зданиями изнутри.
Небоскребы кололи иглами ночное небо, вытягиваясь на сто и более этажей вверх, а рядом с ними одиноким циклопическим глазом сияла луна.