Достать зажигалку Гаранина из кармана.
Глаза матери угольными пятнами смотрят с обложки.
Одно движение – и все исчезнет.
Треск зажигалки. Ослепительное пламя.
Кто-то черный и слепой упал на Соколова многотонным весом – и размазал по полу, как насекомое; размозжил его голову и вырвал гортань, оставив валяться и издавать нечленораздельные звуки. Глаза Игоря страшно выпучились и уставились в потолок.
Брошенные на землю смятые пластиковые бутылки, удары, гул, вот лицом в тротуар уткнулся полуголый человек, он не двигается, к нему бегут трое в черном и пластилиновой анимацией налипают сверху. Девушка с лицом в крови кричит в камеру, широко расставив руки и ноги. Витрувианский человек. Круг. Сфера.
Фигуры с видео низко и протяжно воют:
– У-у-у!
– О-о-о!
– Ы-ы-ы!
– А-а-а!
Как штормовое море, голоса разбиваются о его перевозбужденный мозг, льются соленой водой в кровоточащие уши – те лежат, оторванные, по сторонам головы, так же, как руки и ноги. Просто куски остывающей плоти, которые ему больше не принадлежат.
Игорь заскулил от ужаса: на месте рук и ног он чувствовал только обрубки и ледяной воздух, который касался кровоточащих ран. Глаза не закрывались, и он все смотрел и смотрел в бесконечную ленту видео; она тянулась, как липкая масса, и падала на него тяжелыми кольцами шевелящегося питона.
Он звал на помощь, орал как ненормальный, но голоса не было. Соколову казалось, что он колотит руками и ногами о пол, но тело лежало неподвижно, как бревно. Темные спутанные волосы прилипли ко лбу.
– К… кх… к… – Игорь булькал и хрипел, пытаясь выговорить имя своей виртуальной помощницы, но не мог. А она, подчиняясь последнему приказу президента, сделала его полностью невидимым для себя и остального мира. Кристин равнодушно взирала на него тысячами цифровых глаз, время от времени подмигивая синим огоньком на потолке.
Видео замедлилось и растеклось по пространству ванной мутными лужами краски. Соколов почувствовал, что воздух в легких заканчивается, а другого просто нет: горло, рот и нос перестали вдыхать и выдыхать, они окаменели.
«Меня никто не спасет».
На шею и грудь из приоткрытого рта потекла рвота. Соколов не мог пошевелиться, прибитый к полу ощущением близкого конца, и в этот момент амфетамин все-таки сжалился над ним. Игорь полетел с крыши воображаемого небоскреба, задыхаясь и вращаясь в пространстве, как волчок. Через несколько секунд он на всей скорости врезался лицом в асфальт темноты – и разлетелся по нему на мелкие окровавленные ошметки.
– Доброе утро, Игорь! Сегодня пятое августа, восемь утра. Погода в Москве плюс двадцать два, переменная облачность.
Соколов лежал на полу ванной с закрытыми глазами, раскинув руки, не в состоянии пошевелить и пальцем. Голова трещала так, что хотелось сжимать челюсти до раскрошенных зубов.
– Сука… – просипел он, пытаясь с помощью ругани заставить себя встать.
– Игорь Александрович, вы здесь? – голос Ромы выдавал беспокойство. Короткий стук в матовое стекло давал понять, что Крестовский в панике. Он стоял прямо под дверью: Игорь видел его темный силуэт в контровом свете восьми утра.
– Да, Ром, все в порядке. Просто съел что-то не то за ужином. Скоро буду.
Соколов, стараясь не выдать себя хрипом из пересохшего горла, зажал рот и зашелся в беззвучном кашле.
– Хорошо. Скажу ребятам, чтобы проверили тот ресторан, где вы вчера ужинали. Игорь Александрович, все ждут от вас… э-э-э… заявления. Текст готов, он у Кристин.
– Спасибо, Рома. – Соколов сел на полу, скривившись от боли в голове. – Иди.
Непослушными руками Игорь отмывал себя под душем, яростно втирал в кожу дорогой парфюмированный гель черного цвета, стараясь вытравить запахи рвоты, ацетона и смерти.
«Я не хочу, не хочу, не хочу!»