Но теперь она поняла, что сочувствовать было просто некому.
В могилах покоились пустые гробы.
– Игорь Александрович, как ваши успехи?
Он торопливо смахивал сообщения с часов, не глядя на Киру.
– А? – Соколов оторвался от гаджета.
– Я спросила, как ваши успехи. Чек-лист. Режим. Работа с эмоциями. Помните?
Соколов обхватил шею рукой и поморщился:
– Может, все-таки без этого? Я не успеваю. У меня правда нет времени и, наверное, не будет.
Кира смотрела на него и молчала. Угрожающе поблескивали витрины с реалистичными 3D-моделями мозга в разрезе.
Она подошла к столу и одним взмахом вытащила в воздух стопку видео, подтолкнула к нему первое.
– Ваши эмоции и часть личности заблокированы. Тесты это показывают. За месяц ничего не изменилось, но вы хотите через две недели идти в глубокий серфинг. Что ж, тогда знайте, что вас ожидает нечто подобное. Я обязана вас предупредить. Стрелковский запретил мне вам это показывать, но я не вижу другого выхода.
Она сказала это и вышла из кабинета. Соколов проводил ее удивленным взглядом и нажал на висящее в воздухе превью.
Кира сидела на подоконнике в коридоре и курила в открытое окно. Она услышала, как пискнула дверь. Соколов шел к ней, заметно более бледный, чем обычно. Охрана на почтительном расстоянии следовала за ним.
Соколов остановился, только когда чуть не пролетел мимо нее:
– А, вот вы где…
– Передумали серфить, да? – Кира неприятно улыбнулась. – Понимаю. Меня почти стошнило на моменте, где Номер пятнадцать ломает себе пальцы стулом, потому что они «не его». – Она показала рукой кавычки в воздухе и глубоко затянулась сигаретой, глядя на улицу. – Учитывая, что Стрелковский видел это вживую, я вообще не понимаю, как он до сих пор не боится ложиться в «Капсулу» после каждого релиза.
– Почему вы раньше молчали? – резко спросил Соколов.
Мечникова задумалась, глядя в приоткрытое окно. Ветер рвал кроны деревьев, время от времени отбрасывая с ее лба темную челку. Это делало Киру похожей на растрепанную школьницу, сбежавшую с уроков – только чересчур серьезную и в белом халате.
– Наверное, потому, что в своих эфирах вы – человек слова. Я думала, что мне не придется проверять ваши домашние задания, как в школе, и уж тем более уговаривать вас лечь в «Капсулу». Если вы передумали, в этом нет ничего страшного. Вам незачем так рисковать, идя в серфинг с кучей блоков. Но, если вы все-таки хотите удалить эмоции и воспоминания, нужно подготовиться. Только в этом случае «Капсула» будет для вас полностью безопасна.
Соколов не ответил и быстро пошел к лифту. Вокруг него сомкнулась живая стена охраны, виден был только затылок.
– Послушайте музыку, которую я собрала, – она может помочь снять часть блоков. Я постаралась скорректировать результаты нейронки по своим ощущениям, чтобы было эффективнее.
Он ничего не ответил и вошел в желтый квадрат лифта вместе со свитой людей в черном.
– Надеюсь, вам понравится.
Двери лифта сомкнулись. Кира, ухмыльнувшись, бросила сигарету в окно и задумчиво смотрела, как красный огонек медленно планирует и гаснет в глубоких августовских сумерках.
Она вытащила из кармана наушники и включила плейлист, который составила для Соколова: старый нейророк, фанк, джаз, скрипки и виолончели, пара баллад, немного фортепианной классики и нью-техно. И в конце всего этого – звук поездов.
Она давным-давно его не слышала – ни внутри себя, ни снаружи.
Это был ритм, которому когда-то подчинялась вся ее жизнь – и который когда-то увел ее оттуда, где ей было бесконечно плохо.
Это был звук места, в которое она по своей воле вернулась позавчера, впервые за десять лет.
Звук железной дороги Троицка-N.
Мирон
Яичница аппетитно шкворчала на сковородке под ловкими руками Полины, распространяя аромат по всей кухне. Полина старательно двигала лопаткой, стараясь распределить полупрозрачный белок по раскаленной поверхности: отец терпеть не мог «слизь» из непрожаренных яиц.
Тем вечером он все-таки позвонил ей и сделал вид, что ничего не случилось – и коллекторы к ним домой не являлись.
– Я продуктов купил, – голос Григория звучал трезво и почти виновато. – Приходи.
Полина сжалилась и, закрыв подсобку, в которой почти обжилась, пришла домой – разгребать завалы грязной посуды и бутылок в раковине. Ей страшно хотелось принять душ и постирать вещи – ванной в школе, увы, не было.
Григорий набросился на еду. Одетый в синие тренировочные штаны с белыми полосками по бокам, майку-алкоголичку и стоптанные домашние тапки, он сгорбился над столом и с набитым ртом начал обычный допрос:
– Где была? Чё дома не ночевала? Как дела в школе?
Полину не могла обмануть эта беззлобная интонация, которая через минуту обычно превращалась в крик.
– Готовилась к Битве Школ, ночевала у подруги.
– Ммм. Битва Школ. В Москву, значит, собралась? А обо мне подумала?
Полина протиснулась к дверям кухни, пытаясь ретироваться до того, как отец набросится с оплеухами.
– Пап, я не пройду, не переживай. Там конкурс сумасшедший. Это просто так. Для себя.
Он смотрел на нее слишком внимательно.