Девять кругов любви

Не умея молчать, Еке начал рассказывать о людях, с которыми служит, – черных марокканских и тайманских евреях, пепельных эфиопах и бледнолицых ашкенази. На гражданке они торгуют чем-нибудь, посредничают в сомнительных делах, играют на бирже, а здесь охраняют границу. Тон во всем задает Дуду и его двое дружков. Сам он, грузный и жирный, тоскливо вспоминает свою лавку, клянет еду, которую подают в армии. Сын синагогального старосты, он делится рецептами изготовления стейка из молодой свинины, сладко причмокивая при этом. Шломо, маленький и бойкий, наоборот, охотно оставляет гараж, где его не слишком ценят как механика и терпят только за умение всучить клиенту подделку вместо оригинальной детали. И наконец, высокий и тощий Иоське, хитрый литовский еврей, извлекающий выгоду в любом месте. Цепким взглядом он распознает любителя азарта и шепотом сообщает адрес подпольного казино.

Все они, спаянные прочной дружбой-враждой, постоянно ссорятся, кричат, не прощая друг другу ни малейшей слабости, вспоминают чужие промахи и неудачи, без всякого основания намекают на несчастья другого – отсутствие потенции, измену жены, дебильность детей, ругаются арабским и русским матом, тычут в физиономию фигу, плюются – и единственное, что предотвращает потасовку – это появление эфиопов Нисо и Тонга, которые, смущенно улыбаясь, всегда держатся вместе, что считается доказательством их извращенных наклонностей. Тогда спорщики, забыв междоусобицу, выливают на обоих потоки издевательств и предложений интимных услуг, доводя бедняг до истерики. Но и гетеро– и гомосексуалы замирают, если на шум в казарму врывается сержант Элиэзер, атлет с физиономией как бы отлитой из бронзы. Двигаясь по-тигриному легко и хищно, он готов немедленно броситься на нерадивых подчиненных, особенно на Аврума, бородатого мечтателя с синими глазами, который после поездки в Индию тайно молится языческим божкам.

– Не знаю, кому – Шиве или Вишну, – засмеялся Еке, – но то, что у него кришна поехала – уверен.

Андрея осенило:

– Слушай, ты Сеньку знаешь?

Тот, пойманный на плагиате, ответил смущенно:

– Мы с ним родственники, и я… – он хотел сказать что-то еще, чтобы оправдаться, но его опередил звонок с мобильника.

– Амефакед! – привычно выпрямился Еке и кивал, мрачнея, а в конце покорно повторил. – Амефакед!

– Сержант, – процедил он сквозь зубы. – Легок на помине. Приказано вернуться в лагерь. Есть предупреждение о диверсии. – Ему очень не хотелось уходить. – Ты уж извини… Как-нибудь в другой раз…

Андрей, тоже расстроенный тем, что остался один, решил, однако, не терять времени. Погода портилась, задул холодный ветер. Должно быть, поэтому людей было немного, большинство подымалось только до середины, мешая упрямым одиночкам. Он чуть не задел упавшую немолодую женщину, затем, чтобы не сбить пару влюбленных, которые боязливо хватались друг за друга, резко свернул в сторону от главного спуска и полетел между сугробами в никуда, через несколько метров наткнулся на что-то – наверное, засыпанный снегом пень и, сделав отчаянный полукруг, распластался на земле. Чертыхаясь и прихрамывая, Андрей побрел обратно, с трудом определяя направление в поднявшемся вечернем тумане. Вдали темнели какие-то строения, к которым он и направился, а они все удалялись от него, будто играя в прятки, и тут путь ему преградил высокий металлический забор. Рядом, у проема в решетке, возились двое. Внезапно завыла сирена, те кинулись к Андрею, один, с заиндевевшими мохнатыми усами, кольнул его шею острием ножа, зажав рот. Второй протолкнул Андрея на другую сторону, и они потащили его за собой.

Сзади слышался топот торопливых ног.

– Не дать им уйти! – приказал властный голос.

Краем глаза Андрей разглядел гибкую, хищную фигуру человека, почти летевшую впереди всех, и вдруг понял, кто это. В следующую секунду сержант сделал невероятный прыжок, держа в руке пистолет, и оказался рядом с усатым, но тот, прежде, чем раздался выстрел, ударил Андрея ножом. Второй араб, упав на колени возле убитого товарища, визгливо молился.

– Сволочь, гад! – бешено ругался сержант, направляя на него оружие, но был остановлен Аврумом, рыжая борода которого фанатично вздымалась на ветру:

– Эли, ради всего свя… – и осекся от злого окрика:

– Ты о каком святом говоришь? О Будде?

Андрей, разрываемый острой болью, медленно погружался в темное небытие, желая его и страшась единственно еще не погасшей мысли, что это… это… смерть. Не хочу! – шептал он себе, и тогда, на короткое мгновение ему удавалось вырваться из обволакивающего его мрака к свету… к людям, которые были ему странно знакомы… будто он встречался с ними раньше… или слышал где-то… о сержанте… и об этих – кажется, Дуду, Шломо…

Внезапно откуда-то слева ударил пулемет.

– Немедленно отходить в укрытие! – приказал сержант и бросил гранату в группу сирийских солдат, появившихся из-за холма.

Дуду, кряхтя, взвалил на себя неподвижного Андрея, и, окруженный товарищами, отползал к старой полуразрушенной землянке.