Девять камер ее сердца

Мы не спеша перешли его. Иногда мы касались друг друга плечами, но не брались за руки. Как говорится, если девушка дает взять себя за руку, то даст и поцеловать? Я решил быть терпеливым. Ночь только началась, а такие ночи бывают долгими. Мы шли по мощенным булыжником улицам. Город взрывался ночной гульбой. Люди заполняли площади и ступени церквей. Казалось, в мире осталась только молодежь. Этот дух передался и тебе. Ты была в восторге. Увлечена моментом. Ты подошла поближе, чтобы что-то спросить, и я чувствовал в твоем дыхании и голосе бесшабашность.

— Давай чего-нибудь выпьем, — предложил я, и ты тут же согласилась.

Я отвел тебя в одно место на реке, где столики стояли прямо на берегу. Мы заказали белого вина. К нам подходили уличные цветочники, предлагая розы. Они наверняка думали, что у нас свидание или что мы пара. Я купил одну, чтобы они перестали нам докучать, и она лежала на столе между нами, как своего рода темно-красное обещание. Мы выпили и еще выпили. Вино ударило мне в голову. И тебе тоже. Я потянулся, чтобы взять тебя за руку, а ты вдруг воскликнула, глядя на розу:

— Она вянет… Она уже вянет.

Я сказал, что это так и есть. Tristezza dei fiori. Уныние цветов[3].

Ты поглядела на меня и больше не отводила глаз от моего взгляда. Ты повторила мои слова. Уныние цветов.

После графина или больше мы, пошатываясь, побрели обратно в город, по тем же продуваемым улицам. Довольно скоро мы нашли еще открытый ресторан.

— Как здорово! — воскликнула ты. — Час ночи, а люди все еще идут ужинать. — Ты сказала, что в городе на реке такого быть не могло. Там холодно, ветрено и все закрывается в десять вечера. Мы уселись под навесом и заказали себе пиццу. Теперь разговор шел легко, ты рассказывала мне про свои любимые книги, написанные на моем родном языке.

— Я знаю только одну из них, — признался я. Ту, что мы изучали в школе. Nel mezzo del cammin di nostra vita, mi ritrovai per una selva oscura, che la diritta via erf smarrita…[4]

Ты смотрела на меня с такой радостью, что я практически почувствовал себя обманщиком. Не может быть, чтобы я принес тебе столько счастья за такое краткое время.

Мы наелись, хотя съели не слишком много, думаю, оттого, что оба были полны вином и пузырящимся счастьем, и снова побрели по улицам. Было поздно. Улицы почти опустели. Мы перешли мост, и на сей раз, когда наши пальцы соприкоснулись, мы переплели их и больше не отпускали. Твои руки были тонкими и нежными. Мне хотелось узнать, какая же ты вся. Мне было почти без разницы, куда мы направляемся, пока ты была рядом и пахла лимонами.

В какой-то момент мы вышли на площадь.

— Вакх, Вакх, — воскликнула ты, указывая на бронзовую статую.

— Это не Вакх.

— Это Вакх, — настаивала ты. — Смотри, вот же он держит гроздь винограда.

— Это Персей с отрубленной головой Медузы.

Мы не могли перестать смеяться.

Мы мерили шаги старинными песнями, потому что было совсем поздно и светофоры перестали работать.

— Пошли обратно, — сказала ты. — Пошли обратно, туда, откуда можно увидеть весь город.

И мы пошли. Мы пошли вверх, по склону, по длинной лестнице. Мы снова пришли туда, где уже были сегодня днем. Когда только узнали имена друг друга. Мы облокотились на перила. Я повернулся к тебе, и мы стали целоваться.

Не знаю, как еще это сказать, но нам было хорошо целоваться. Думаю, ты тоже это чувствовала. Потому что твой рот раскрылся и стал мягким, а кончик языка — свободным. Там были и другие, и группы, и пары, но ни мы не обращали на них внимания, ни они на нас. Я целовал твою шею. За ушами чувствовался слабый запах духов. Ты подняла лицо к небу, к звездам. Но положила руки мне на плечи и не давала ничего больше. Думаю, вино било нам в головы бурным потоком.

Когда почти все вокруг нас ушли, мы сидели на ступенях. Ты оперлась на меня, а я обнял тебя за плечи и засунул руку тебе под майку. Мы целовались, целовались, целовались, но и только. И я сходил с ума.

Когда мы спустились на дорогу и перешли реку, занялся рассвет. Первые рыночные машины подтягивались, везя свежее мясо и овощи для ресторанов.

Вино, должно быть, уже отпустило нас, но голова была легкой от бессонницы. Возле твоего хостела раздавался запах свежевыпеченного хлеба.

— Я увижу тебя этим вечером?

Вместо ответа ты положила руку мне на лицо — и исчезла.

Не знаю, как я выдержал рабочий день. В офисе я был усталым, глаза слипались. И я мог думать только о тебе. Около одиннадцати я послал тебе сообщение. «Я тебя увижу? Пойдем со мной ужинать?»

«Да, — ответила ты. — Да».

Закончив работу, я кинулся домой, принял душ, переоделся и выпил еще кофе. Я забрал тебя на своей машине. Ты выглядела свежей и отдохнувшей, и на тебе было платье, похожее на картину Моне. Оно все было в мазках зеленого, белого и голубого. Элегантно простое, с низким вырезом в оборках. Мне хотелось схватить тебя и почувствовать сквозь него тебя всю.

— Куда мы пойдем?

— Увидишь…