Девять камер ее сердца

— Потому что, как бы мы ни старались достичь универсальности, книга всегда написана в определенном месте и времени. Ее нельзя прочесть так, как она была написана. Время прошло, и текст стал неактуален. Литература всегда остается в прошлом.

— Литература, — холодно ответила ты, — не новости.

— Ты не поняла меня, — сказал я. — Нам кажется, что в книге можно найти объяснения поведению людей, но так ли это на самом деле? Ведь бесспорно, что каждая ситуация, каждое существо сугубо индивидуальны.

— Литература не об этом, — сказала ты, и в твоем голосе проступила легкая яростная дрожь. — Существуют…

— Модели? — подсказал я.

— Да, модели.

— Даже эти «модели», о которых мы говорим, предложенные великими классиками, представляют собой всего лишь это. Своего рода надежду на придание смысла произвольным действиям, непредсказуемым обоснованиям, невероятной хаотичности. Вся литература, если не рассматривать ее как лишь частично достоверную документацию, бесполезна.

(Я искренне наслаждался нашей беседой, даже при том, что ты не разделяла моего удовольствия.)

Я ждал твоей реакции, ждал, что ты швырнешь в меня сэндвич или выльешь на голову морковный суп, но ты тихо, методично продолжала есть, а закончив, сказала: «Да ради бога». Тогда я решил, что ты не из тех, кто любит спорить. Должен признаться, я был разочарован. Но на следующий день ты яростно, многословно, активно вступила в спор про рыбную ловлю. Возможно, право тунцов свободно плавать в открытом море для тебя было важнее, чем «Илиада». Ты восхищала меня и приводила в недоумение.

Но я не испытывал к тебе этих странных чувств до тех пор, пока не увидал тебя почти голой. Правда. Было поздно, я занимался у себя в комнате, и мне захотелось в туалет, что действовало на нервы, потому что надо было спускаться вниз. Ванная находилась рядом с твоей комнатой; мы делили ее, и все это время это было ничего, потому что мы ходили туда в разное время и как-то не сталкивались. Кроме сегодняшнего вечера. Я уже почти спустился, когда дверь ванной открылась, и оттуда вышла ты. Ты была только из душа; твои мокрые волосы были наскоро заколоты наверху и падали на лицо. Плечи были голыми и блестящими. Ты была небрежно замотана в полотенце, оно закрывало тебя до колен. Я увидал тебя сверху и внезапно не смог вдохнуть.

Я никогда раньше не чувствовал такого. Не то чтобы я никогда не видел полуодетых женщин, по крайней мере на картинках, — не забывайте, я учился в мужской школе — но мне всегда казалось: подумаешь, из-за чего такой сыр-бор?

Ты же была прекрасна, как луч света, прорвавшийся сквозь стекло.

Не знаю, как ты поняла, что я здесь; я спускался совершенно беззвучно, но ты обернулась и поглядела на меня, и на какую-то секунду мы оба замерли. Ты подняла руку к сердцу и улыбнулась, и я улыбнулся в ответ.

После этого я, как дурацкий беспомощный щенок, все время должен был знать, где ты. Как будто бы я ориентировался лишь на твое присутствие или отсутствие. Ты стала моим севером.

Несомненно, это все было очень странно. Еще мне почему-то было трудно молчать. Я болтал без остановки, и мне хотелось, чтобы тебе показалось невежливым выйти из комнаты.

Я хотел быть с тобой везде.

Как-то утром я встретил тебя у выхода. «Погулять», — ответила ты, когда я спросил, куда ты идешь. Я спросил, можно ли пойти с тобой, и был в восторге, когда ты разрешила. Я подумал, что тебе, в конце концов, нравится мое общество — ведь иначе ты бы отказалась.

— Куда мы идем? — Мы немного прошли по шоссе, а затем свернули на проселочную дорожку.

— Понятия не имею.

Я занервничал. Я начал было говорить, что там, дома, есть полно всяких карт; мы можем разработать маршрут, взять книгу про местные маршруты. Ты рассмеялась, и этого было довольно.

Думаю, погода была хорошей. Я не очень силен в описании таких вещей. Они просто есть, ну и ладно. Но казалось, что это лето. Солнечный свет, тени, все такое яркое и зеленое. Я видел тут несколько зим, и они были совсем не такими. Ты радовалась всему. Что на обочине дороги растут цветы, что цветущие кустарники пахнут медом, что над нами порхает бабочка.

— Это твое первое лето здесь? — неуверенно спросил я.

Ты кивнула.

Я хотел было рассказать тебе, как это бывает, но что-то подсказало мне, что лучше помолчать, и я так и сделал.

Вместо этого я спросил, откуда ты знаешь наших хозяев.

Ты ответила, что часто волонтерствовала в благотворительной школе, которую они основали в той стране, откуда ты приехала. И по какой-то необъяснимой причине добавила: «Они похожи на моих родителей».

Мы шли и шли. Изредка нас обгоняли машины или другие путники. Была середина рабочей недели. Мы могли быть одни в целом мире. Я никогда раньше такого не чувствовал. Нет, вообще-то было. Я как-то провел праздники в школе совсем один, потому что хозяев не было в стране, а я не захотел уезжать домой. Я просыпался в тишине, в пустых классах, коридорах и игровых залах. Эти дни были для меня как подарок, ждущий под елкой, и то же самое было сегодня, для нас с тобой.