Читаем Дети в гараже моего папы полностью

Ну, меня бы на твоем месте волновала жертва. Такая смерть – это же самое страшное, что можно придумать! А ты как будто совсем не думаешь о Тане Галушкиной, только на своих проблемах зациклен. Ты извини, что я это говорю, просто мы как раз недавно с мамой обсуждали, и я задумалась. Я бы из шкуры вон вылезла, чтобы что-то сделать для семьи этой девочки.

Егор ничего не понимал, а слова Эли его выбесили. При чем тут жертва? При чем тут семья Тани, когда это его семья разрушена? Его жизнь пошла по пизде!

Ты, блин, сейчас хочешь сказать, что это я виноват в том, что отец педофил?

Я не это хочу сказать. Я хочу сказать, что даже сейчас, когда есть улики, ты, твоя мама и сестра продолжаете ему помогать. А когда ты помогаешь, ты уж прости, но становишься соучастником.

Егор понял, что у него не осталось девушки в ту минуту, когда только вошел к Эле в квартиру, но сейчас осознал это окончательно. Есть такие слова, после которых ты никогда не повернешь назад, все самое ужасное сказано. Он смотрел на Элю, и она вдруг показалась ему отвратительной. С дебильной короткой стрижкой, с приплюснутым, как будто размазанным по лицу носом, с прыщом на полщеки. Знаешь, что, Эля? Пошла ты.

3

В девять часов вечера Леша написал, что Ленка съела одно вареное яйцо. Интересно, он тоже думает, что Ленка – соучастница? Или поддерживает ее и помогает без вопросов?

Слова Эли не шли из головы, он все крутил их так и эдак. Как она могла назвать его соучастником? Он что, помогал отцу запихивать Таню в машину? Держал ей руки, пока отец ее насиловал? Да он знать не знал, с кем живет бок о бок! Если уж на то пошло, мама должна была знать больше.

Если начать сейчас загоняться из-за Тани, понял Егор, можно немедленно поехать кукушкой, потому что невозможно все это вывезти в одиночку. Надо думать о ком-то одном: о маме, у которой крышечка держится на честном слове, или о сестре, которая четыре дня подряд почти ничего не ест. А жертва – ей уже не помочь, она уже кончилась, и у нее есть своя семьи, где родственники поддерживают друг друга. Хорошо все-таки, что он не стал их искать, пускай остаются безликими, как демоны у Миядзаки.

Он слышал, как мама переставляет чашки на кухне, как они громыхают по решетке для сушки. Надо было встать, спросить, как у нее дела, сказать ей: мам, знаешь, походу, отец правда это все сделал. Но он лежал и не двигался, радуясь в глубине души тому, что соцсети теперь молчат и хейтерам некому высказывать свои кровожадные пожелания.

<p>Утро</p>

В восемь утра он проснулся от того, что в коридоре топали и переругивались мама с Ленкой. Общая беда ни фига их не сплотила, скорее наоборот – разобщила.

Он знал, что что-то случилось, иначе Ленка не приехала бы, и вряд ли что-то хорошее, потому что ничего хорошего просто не могло произойти. Но меньше всего Егору хотелось вставать и выяснять, какое очередное дерьмо пришло к ним в дом. Можно было бы притвориться, что не проснулся, дождаться, пока они уйдут, но тогда, если Ленка с мамой не возьмут трубку, придется ждать до вечера, чтобы выяснить, что творится.

Он отодрал себя от простыни, вышел в коридор. Мама держала в руках длинную пластиковую лопатку и вдевала ноги в какие-то стариковские туфли. Между ногой и туфлей – непременный капроновый следик, чтобы пятку не натереть. Блин, ей же даже пятидесяти нет, а одевается и ведет себя, как бабка старая.

Из Следственного комитета звонили, объяснила Ленка, одетая и обутая в кроссовки нездорово белого цвета. Она что, полночи их в отбеливателе кипятила? Сказали, надо приехать на дачу к девяти.

Снова обыск?

Непонятно, но папин адвокат тоже туда поедет.

У меня плохое предчувствие, сказала мама и села на пуфик.

Давай быстрее, сказала Ленка, на электричку опоздаем.

А почему на электричке-то?

Лешке какой-то мудак ночью машину поцарапал, прям по всей двери царапина, ключом или чем-то таким, и шины пробил, ответила Ленка как-то бесцветно.

Случайно?

Гош, ну как можно случайно дверь и шины пропороть?

Они ушли. Впервые за те дни, что папы нет, Егор приготовил себе нормальный завтрак. Когда постоянно не просматриваешь новости, разные такие мелочи начинаешь делать обстоятельнее: помидоры стараешься нарезать ровно, убираешь крошки хлеба с доски сразу же. Наверное, так жили в молодости те, кто сейчас уже в возрасте. Они аккуратно нарезали продукты, вытирали столы, открывали-закрывали окна, не отвлекаясь на электронных «родственников». Можно было бы проверить, что еще пишут по делу Каргаева, но Егор не хотел. Можно хотя бы денек прожить без СИЗО, адвокатов и чувства вины не пойми за что?

Он успел разложить три бутерброда с ветчиной и помидорами на тарелке, когда услышал удар, как будто что-то врезалось во входную дверь. Казалось, кто-то взял тачку, разогнался на ней и впилился. Он вышел в коридор. Дверь снова вздрогнула и затряслась, ручка агрессивно подергалась вверх-вниз. Первая мысль была – отец вернулся и теперь хочет отомстить Егору за то, что тот поверил в его вину, и от этой мысли его обуял ледяной ужас.

Перейти на страницу:

Похожие книги